Ползая на коленях — так я добываю свое новое благосостояние. И я вспоминаю парады из моего детства, дома, в Ланкастере, когда красотки, наряженные в костюмы «атомный реактор» из папье-маше, бросали мне, несмышленышу, конфетки, и я радостно ползал по тротуару на четвереньках точь-в-точь как сейчас, собирая щедрые дары, которыми осыпала меня жизнь.

Спустя несколько дней я фломастером вывожу на груди моей белой футболки:

Звезды Звезд™ $5,00

— Э-э, скажите-ка, — обращается ко мне преклонных лет дамочка с волосами свекольного цвета, — вы не знаете, где тут звезда Люси?

Все считают, что я, само собой разумеется, из тех, с приветом, просто потому что я делаю то, что делаю, хотя одет я самым безобидным образом — в джинсы и футболку. Собака-поводырь при слепом лижет мне лицо. Духота тошнотворная; я чихаю. И две серые вермишелины выскакивают у меня из ноздрей, как те серые мышки, которые выбегали из водопроводных труб и снова в них забегали в парижском метро.

Я привадил-таки к себе уличный народец с тараканами в голове, и теперь всё, чем богата уличная жизнь Голливудского бульвара, стекается ко мне, как к центру гравитации — не столько для того, чтобы вовлечь меня в свою жизнь, сколько для того, чтобы их собственная жизнь обрела некий географический якорь, чтобы им не чувствовать себя нераспроданными под Рождество елками, без надобности заваливающими городские улицы наутро 26 декабря. Случается, правда, уличные чудики спросят меня, который час, или не хочу ли я апельсиновой шипучки, или затяжку чего-нибудь, чем они в ту минуту дымят, а у самих лица такие несчастные, будто они только что закинули в себя горсть таблеток для похудения и вдобавок получили пренеприятнейшее известие. Они непритязательны. Они единственное людское сообщество, в которое я сегодня вхож. Волосья у них нестриженые, предел мечтаний для них — виски побольше и побыстрее; их музыка — панк-рок-металл. Время от времени я дарю кому-нибудь из них звезду Джеймса Дина или Лиз Тейлор, и они страшно довольны и взамен несколько часов подряд угощают меня разными байками, в перерывах между очередными японцами, немцами и американцами из Огайо, желающими приобрести у меня сувениры на память о Люси и Марлоне Брандо.

— Ну вот, короче, утром Дэнни ест бекон, и жир капает ему на штаны, а днем он, значит, уже в горах над каньоном Бенедикт и хочет уже ударить по рукам, как вдруг, понимаешь, доберманы — хвать его за ляжки и давай в клочья рвать.

— Говорю тебе, старик, все это уже было у Толкина.

58

Успех! Уже который день я возвращаюсь домой с набитыми карманами (журнал «Юный предприниматель», рубрика «Лицо месяца»: «Притерся в Голливуде — Тайлер Джонсон»). В моей почтовой ячейке меня дожидаются сразу два письма. Одно от Джасмин, другое от Дейзи. Настроение у гиеня приподнятое, и я сперва открываю письмо Джасмин. Вот оно:

5 декабря

Дорогой Тайлер!

Думаю, мы все рождаемся с пеленой на глазах, и она мешает нам увидеть наших матерей такими, какими они были в молодости… молодыми, хмельными, танцующими в обнимку с мужчиной, который вовсе не наш отец. По себе знаю, мне самой трудно увидеть маму другой, молоденькой, из-за пелены на моих собственных глазах, и мне кажется, я вижу такую же пелену на глазах у тебя, и она не дает тебе разглядеть меня как следует.