— Кошмар! Наш отель строили югославы. Они забыли в дымоходе две бутылки водки. Рядом. Они дребезжат. Что с ними делать? Разбить кирпичом сверху?
— Нет! — закричал пожилой Залогуев голосом Бориса Годунова из такой же оперы. — Ни в коем случае!
— Но до них почти метр бетона!
— Ну и что? Достанем. Я сейчас за зубилом сбегаю.
И он побежал. А Карцев бросился в магазин. Надо было в шкафу у бесовского постояльца поставить две посуды. Чтобы к ним пробивал микрометрополитен тов. Залогуев-старший.
Карцев решил сэкономить. Поставить две четвертинки.
— А то выпьет литр и отравится. Человека жалеть надо. Даже пьяницу. Человек — это звучит гордо.
А литр стоит дорого!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
К. Геннадий Гладков не любит церемоний
Почему К. Геннадий Гладков? Да потому что композитор.
Так вот К. Геннадий Гладков открыл дверь и увидел дедушку.
— Вы на меня не серчайте, что я к вам не позвонивши пришел, — сказал Константин Михайлович. — Я давеча хотел ваш телефон узнать, а они не дали.
— Кто они? Враги? — спросил Гладков.
— Нет, эти. Со справочного киоску.
— Ну и бог с ними. Со звонками. Давайте без церемоний. Запросто. Я их не люблю. Вы на гитаре играете?
— Нет. Не доводилось мне.
— А из дерева рубите? Предметы культа?
— Тоже не доводилося.
— Ну и не расстраивайтесь. Чепуха! Я вас научу.
— Может быть, после? — неуверенно сказал дедушка. — Потому что я не просто так пришел. Я ведь с космосу. Приехал познакомиться. Дружбу наладить. У нас созвездие Брошенные Шарики. Понимаете?
— Конечно, понимаю. Что ж тут непонятного? Ну и как у вас там в Шариках, все в порядке? Все здоровы?
— Здоровы. Слава богу.
— А как дела со снабжением?
— Ничего, не жалуемся. Снабжают, Геннадий Игоревич.
— А как у вас с нотами, с песенками? С книжками?
— У нас нет книжек. У нас книжки в таблетках все.
Дрынь-дрынь-трень. Это гитара выпала.
— Как долго аккорд держит! До ужина будет звенеть. Ничего, пусть лежит. И что, их в аптеках продают?
— Кого в аптеках продают?
— Таблетки книжные.
— Зачем в аптеках? В магазинах таких таблеточных. Чай не за деньги. Просто бери сколько хошь.
— А что? Это неплохо. Таблетку проглотил и все стихи Пушкина у тебя в животе. Сиди и переваривай «Бориса Годунова», например. Так, что ли?
— Выходит, что так.
— Как аккорд держит! Мы уйдем, а она звенеть останется. А музыка тоже в таблетках?
— Почему в таблетках? Музыка в шариках. В горошинах то ись. Их надо в уши положить.
— Как в уши положить?! — вскричал К. Гладков.
— Просто. Положишь в уши и слушаешь. Эта горошина поет.
— Танцевальная музыка в горошине, я понимаю. Но Бах!
К. Гладков поднял гитару и взял несколько аккордов:
— Белая гвардия всех сильней!.. Алгебра в таблетках, ради бога! Геометрия — сколько угодно! Поэзия — с трудом, но понимаю. Но музыка в горошинах!.. Что-то вы, папуля, не дотумкали. Не додумали, проще говоря.
— Вишь, это вы не додумали. Я, уважаемый, вот уже цельный день не могу адреса двух людей получить.
— Каких же людей?
— Обнакновенных. Академиков Булкина и Бутылкина.
— Зачем же говорить, что они академики? Надо быть, ненормальным, вы бы еще, папуля, сказали, что они из правительства. |