Но однажды утром случилось страшное — юнца застукали у окошка, его схватили и потащили прочь, и ничем нельзя было помочь. Видел только Платан черные сапоги, тщетно упирающиеся, да оброненный платок, который дровосек, изловчившись, втянул в камеру. Это был платок его маменьки. И недоумевал Платан, как тот мог оказаться у юнца? Видно принцесса выбросила за ненадобностью…

Но тут явился Олов со стражниками и объявил Платану приговор — смерть в Башне Забвения, откуда нет иного выхода, как только головой вниз с высоты полета птицы.

Пытался Платан плечом дверь той башни вышибить, но не смог сдвинуть ее ни на волосок, видимо придавили ее каменюкой огромной. И пошел Платан вверх по крутой винтовой лестнице, и не было той лестнице ни конца, ни края. Чем выше дровосек поднимался, тем чаще отдыхать приходилось, заканчивались силы. Только к вечеру добрался он до самой верхней площадки, одна сторона которой обрывалась пропастью бездонной. По центру стоял стол массивный с металлической столешницей, ржой поеденной, а по углам валялось тряпье разное.

Обессиленный Платан лег на стол этот, отдышаться хотел. Вдруг, слышит в тряпье шебуршится кто-то, потом послышался жалобный плачь. Подошел дровосек ближе, глядит, а там его юнец в комочек свернулся и руками лицо закрыл. Дотронулся дровосек до него, а тот вздрогнул и еще пуще заплакал, и говорит сквозь рыдания:

— Из-за меня все разрушилось, надо было мне осторожнее быть, а теперь ждет нас с тобой смерть неминучая в Башне Забвения от жажды и голода…

Сел рядом Платан, да за плечи мальчишку обнял, утешая этим дружеским жестом. Тот потихоньку успокоился, перестал плакать и положил голову на плечо Платана. Снял с себя шапочку черную и стал заплаканные глаза вытирать. Только тут дровосек заметил, что освободились от тесной шапочки волосы длинные, да раскинулись по плечам хрупким, и смотрели Платану в лицо глаза голубые, до боли знакомые.

— Принцесса, — выдохнул дровосек. Та улыбнулась несмело, головой кивнула и опять ладошками лицо закрыла в смущении сильном. Обнял ее Платан крепче, к сердцу своему прижал, да заговорил в досаде, что его это вина, погубил он и себя, и принцессу, из-за его невнимательности по вещам шутовским забытым он обнаружен был. Принцесса тут же отвечала, что сама виновата, помочь хотела, да все загубила по невнимательности своей, позволила выследить и схватить.

И так страстно они признавались в вине своей друг другу, и так принцесса разгорячилась, что невмоготу стало дровосеку отвечать словами на ее слова, видя это прекрасное лицо, эти лучистые глаза, эти чувственные губы и поцеловал он принцессу жарко. А потом еще и еще, и уже другие слова признания полились — признания в любви. И спорили они опять между собой, кто кого сильнее любит, и кто первый полюбил. Распалили их слова признания, жарко стало в объятиях тесных, скинули они с себя камзолы верхние, но не остудило это тела молодые, полетели следом рубахи нательные.

Не буду я дальше перечислять, в каких вещах еще им жарко было, одно знаю — эта последняя летняя ночь была самой жаркой в их жизни…

Тра-ра-рам Десятый

Когда наутро дровосек с принцессой тронулись в путь, то увидели, что река поворачивает налево, а за поворотом их взору открылся одинокий корабль, наполовину вытащенный на берег. По его состоянию видно было, что некогда мощный фрегат стоял давно, мачты упирались в небо голыми спицами, как будто упрекали его в своей наготе, на боку зияла огромная пробоина, да и сам корабль сильно накренился, как больной человек, опирающийся на костыль.

Подойдя к нему, Платан огляделся, но не увидев ни души, стал рассматривать корабль, погладил рукой дерево, из которого тот был сделан, покачал головой. Ему было жалко это великолепное творение человека, лежащее на мелководье, словно выброшенная приливом рыба, мечтающая вернуться в водный простор.