Брызгая слюной и багровея, кредитор не хотел и слышать об отсрочке. Он был столь же свиреп, как почти все заимодавцы на свете. Амундсен очутился на краю пропасти. Честное слово, легче одолеть Северо-западный проход, легче достигнуть полюса, нежели выложить в двадцать четыре часа кучу полновесных крон!

Амундсен кликнул своих молодцов. Он сказал, что все полетит к чертовой бабушке, если экипаж могучей «Йоа» сегодня же, 16 июня 1903 года…

Все тайное, согласно старинным поверьям, творится в полночь: желательно, чтоб ухали совы или слышался глухой бой башенных часов. Так вот, и на сей раз дело происходило в полуночное время. Лил, дождь, свистал ветер. Семеро крадучись взошли на яхту «Йоа», тихохонько снялись с якоря и прощально махнули рукой в сторону дома, где сладко посапывал несговорчивый скупердяй.

Может, строгие моралисты осудят Амундсена? Ну что ж, пусть их! А у него, право, другие заботы. Он пойдет дальше, одолеет Северо-западный проход и, вернувшись, сочтется с этой свиньей…

Капитан «Йоа» снова выколотил трубку и спустился в каюту. Со стены каюты смотрел высоколобый человек. На портрете была надпись: «Капитану Руалю Амундсену с надеждой, что его путешествия увенчаются успехом, от его друга Фритьофа Нансена».

Линдстрем просыпался первым. Спустя несколько минут слышались чмыханье примусов и проклятья Линдстрема. Затем раздавалось ровное, мирное гудение, стук сковородок, шипение сала.

Линдстрем, надо отдать ему должное, оказался таким коком, что даже парижские классики кулинарии не могли бы тягаться с ним. По крайней мере, в это твердо верила команда «Йоа». Что же до хлебов, которые он изготовлял каждое утро на примусе, то и у самого Хансена, известного в Христиании пекаря, потекли бы слюнки. По крайней мере, у команды «Йоа» они текли.

Обитатели крохотной яхты примащиваются завтракать. Они молчат, лица у них заспанные. Но вот, как всегда, самый молодой из них – ему нет еще и двадцати пяти, – Густав Вик, «отмачивает» свою первую утреннюю шутку, и все смеются. И Руаль тоже смеется. О, это чертовски здорово, когда подбираются такие веселые ребята!

На «Йоа» пятеро земляков Амундсена, шестой – датчанин, лейтенант Хансен. Однофамилец его, Хельмер Хансен, штурман, давно просоленный в море, как и его прямой начальник Антон Лунд… Лунду под пятьдесят; на этой посудине он самый старший. Стало быть, ему и приглядывать за таким шалопаем, как Густав Вик. Но мальчишка с норовом – опеки не терпит. У него одно на уме: как бы выкинуть штуку позабавнее. Э, по чести, Антон Лунд только для виду сердится, когда сей магнитный наблюдатель избирает объектом своих незлобивых «наблюдений» старого гарпунщика полярных морей… Ну-с, вот еще Педер Риствед. Этот всегда с мотором возится. Впрочем, сейчас он не мотором занят, а едой и, нужно признать, ложкой орудует столь же мастерски, как и слесарным инструментом, если не бойчее.

Потом они съехали на берег. Прошли к мраморной плите. Сорок пять лет покоилась она на мрачном острове Бичи. Ветер катил над нею бураны, снега заносили ее, песцы оставляли на ней мягкий быстрый след, а белые медведи – широкий медлительный. Плита с надписью.

Семеро сняли шапки…

«Подруга в счастье и в несчастье», – говорит священник, свершая обряд венчания.

«Подруга в счастье и в несчастье», – когда-то давным-давно услышали моряк Джон Франклин и молодая девушка по имени Джейн Гриффин.