Она незаметно ущипнула малыша под одеялом, и он разразился пронзительно-громким плачем. Добившись от Михеля желаемого результата, фрау Хольц немедленно передала ревущего младенца в руки ошалевшего Ригана, но предварительно — для верности — еще раз легонько ущипнула ребенка.

— Вы отец, сами и смотрите за своим сыночком! Может, вам удастся объяснить ему, что маленьким детям матери вовсе не нужны!

— Вы что, сговорились против меня?! — взорвался Риган, с опаской взирая на орущего у него на руках младенца. — Немедленно прекратите вмешиваться в мои личные дела!

— Боже мой! Это ж какие теперь у вас личные дела?! — язвительно заметила экономка. — После отъезда мефрау у вас больше нет никаких личных дел!

— Ты лгал мне! — кричал Калеб, уже не стараясь сдерживать слезы. — Я ухожу из этого дома! Я попрошусь на корабль к капитану Дикстре. А если он не примет меня, то еще к кому-нибудь попрошусь. Я не желаю жить под одной крышей с человеком, которому нельзя верить. Ты говорил мне, что любишь ее, а сам… Ведь говорил же? Это твои слова, отец!

Господи! Неужели ему теперь нигде не будет покоя? Что они делают с ним? У него и без того так тяжело на душе, что хоть в петлю головой, а тут еще это! Как они не поймут, что Сирена сама не пожелала остаться с ним, что она не любит его, что он противен ей?! Разве с этим можно что-то поделать?! Он не мог силой заставить ее остаться в его доме! Ведь насильно мил не будешь!

— Калеб, сынок, я не лгал тебе. Я действительно люблю ее. Но я не могу и не хочу силой заставлять ее жить в моем доме.

— Если ты любишь ее, то почему тогда она не осталась? — недоуменно спросил мальчик.

— Видимо, потому, что она не любит меня! — с горечью в голосе воскликнул Риган.

Фрау Хольц выпрямилась и возмущенно заговорила:

— Нет, дорогой мальчик! Мефрау уехала потому, что наш менеер не счел необходимым сказать, что любит ее. Он, видите ли, или чересчур горд, или чересчур глуп и считает необязательным сообщать женщине о своих чувствах. Он полагает само собой разумеющимся, чтобы женщина сама догадывалась, как к ней относится мужчина!

— Наверное, Сирена это имела в виду, когда говорила, что мужчины думают не головой, а кое-чем другим! Я не знал, отец, как это применимо к тебе. Благодарю вас, фрау Хольц, за то, что объяснили мне.

При этих словах приступ гнева накатил на Ригана, и он еле сдержался, чтобы не выплеснуть свое негодование на мальчика и старую женщину.

— Ты никогда не понимал Сирену, отец. И я тоже не всегда понимал ее. Она не такая, как все. Наверное, она коварная женщина. Ты знаешь, что это значит, не так ли? — обеспокоенно спросил Калеб.

Фрау Хольц не выдержала и, сверкая гневными глазами, спросила:

— Позвольте поинтересоваться, менеер, когда вы говорили мефрау, что любите ее? Вы хотя бы разочек сказали, что не можете жить без нее? Или, может, вы когда-нибудь обмолвились, что глаза ее как яркие звезды на небе, а кожа нежна, как лепестки цветов?

— Хватит! — взревел наконец Риган, озираясь вокруг, как раненый, затравленный зверь.

— Хватит?! Нет, уважаемый менеер, не хватит! Это еще мелочи. Я бы вам еще не то сказала! Слишком долго я молча наблюдала со стороны, дивясь вашей глупости, бесчувственности и слепоте! Подойдите к окну, посмотрите и скажите мне, что видят ваши глаза, менеер!

Риган, нахмурив брови, подошел к широкому окну и изумленно ахнул, увидев поле с побегами мускатника в фут высотой.

— Мефрау и я сами посадили эти деревья. Она говорила, что хочет обеспечить будущее своего сыночка и юного Калеба, но я-то знаю — меня, старуху, не проведешь! — она делала это ради вас.