— Ну так сколько же мне ждать еще? — с усмешкой поинтересовался Риган. — День? Неделю? Год? Сколько?

— Не знаю. Ну еще немного… я…

— Мое терпение на исходе! Целых полгода, подумать только! Ни от одного мужчины нельзя ожидать, чтобы он вытерпел столько… Ты моя жена, и я вправе требовать, чтобы ты вела себя соответственно.

— Я не могу… пока еще… Просто…

— Да просто Михель мертв! Ты его не вернешь. Пусть все останется в прошлом — начни жизнь сначала. Если ты не сделаешь этого, мы обречены. У нас ведь еще могут быть дети, впереди столько всего…

— Тебе легко так говорить: у тебя все же осталось кое-что… Но всех, кого я любила, судьба отняла у меня. Тео Хуан, Исабель, теперь вот Михель!

Взгляд Сирены затуманился, губы задрожали, она едва удерживала слезы.

— А что же я, любимая? Меня-то ведь у тебя еще никто не отнял. Неужели тебя нисколько не радует, что мы до сих пор вместе?

Риган пристально наблюдал за выражением лица Сирены. Заглянув в ее по-кошачьему зеленые глаза, опушенные густыми ресницами, он ощутил легкую слабость от ожидания того, что его самые страстные желания исполнятся. Влажные губы Сирены разомкнулись, и Риган уже не мог отвести от них взгляда, вспомнив их сладкий и теплый вкус, когда они приникали к его губам, чтобы облегчить томление и наполнить его уверенностью, что перед ним — ожившая богиня. И эта богиня, названная однажды Морской Сиреной, выбрала из всех мужчин именно его, Ригана, чтобы одарить своей любовью!

Сердце бешено забилось в груди. Он сумеет стряхнуть с Сирены апатию, сумеет вернуть ее к жизни!

— Должен ли я думать, — спросил Риган, — что мне не на что рассчитывать?

— Помнишь, ведь я просила тебя уехать со мной отсюда, просила, когда Михель был еще жив, но ты отказался. Теперь положение изменилось. Я остаюсь здесь. А ты поезжай в Испанию и займись там моими сбережениями, ведь именно это тебе нужно!

— Твое наследство, — уточнил Риган, — принадлежит мне только в глазах закона. Ты же рассуждаешь так, будто деньги и земля — единственное, что меня интересует. Во-первых, это не так, а во-вторых, должен же кто-то привести в порядок твои финансовые дела.

— И, разумеется, этот «кто-то» — ты! Что ж, забирай все, что мне принадлежит, я все равно выживу… чтобы ухаживать за могилой сына!

— Ребенок умер, — с силой выдохнул Риган, — и тебе давно пора оставить скорбь. Этот мир создан для живых людей, — добавил он, наклоняясь к ней.

— Оставь меня в покое, — предупредила Сирена. — Со временем, конечно, я примирюсь со своей потерей, но пока это время еще не пришло. Я люблю тебя и всегда буду любить, но ведь ты никогда не заменишь мне моего сына! Почему ты не хочешь этого понять?

Агатово-голубые глаза Ригана потемнели, в них тоже читалась горечь утраты.

— Он был и моим сыном, не забывай. Нам следует разделить нашу печаль, и сразу станет легче. Я как-то пытался утешить тебя, но ты меня отвергла — так же, впрочем, как ты отвергла и Калеба.

Новая боль, столь же сильная, как и прежняя, пронзила несчастную женщину, когда она подумала о юном Калебе. Сирена обожала его. Он был ей как брат. Возлюбленный брат! И все-таки Михеля он заменить не мог — просто потому, что им не был!

— Это у тебя есть Калеб, — сказала она. — Он твой сын, твоя плоть и кровь. У меня же нет ничего. Ты просто потерял одного сына. А я потеряла единственного!.. Да, у меня теперь нет ничего, ничего!

Внезапно Риган схватил Сирену за руки и потянул к себе с такой силой, что тяжелые черные юбки стали волочиться по полу.