|
Сейчас их внимание занимали друзья, ушедшие в Счастливый Край. Братья по плоти никогда не позволяли сжигать своих товарищей, как никчемный мусор, как это нередко практиковалось во времена Смертоносца-Повелителя. Они никогда не закапывали павших в землю, словно кухонные отбросы, как всегда поступали дикари пустыни. Они не выбрасывали мертвых гнить в озеро, подобно подпорченным объедкам, как это делали обитатели подземного города Дира. Нет, любой, ставший братом по плоти оставался в братстве навсегда. Он оставался в братстве живым или мертвым, продолжая путешествовать вместе с воинами, вместе с ними радоваться, грустить и сражаться. Достигалась это таинство единственно возможным способом — плоть павших расходилась среди живых. Люди принимали в себя плоть погибших смертоносцев, а пауки — погибших людей. Именно этот обряд стал основой братства двух ранее враждовавших родов. Теперь, глядя на двуногих соратников, пауки видели не только людей, но и плоть своих друзей и родичей, растворившуюся в покрытых мягкой кожей телах. Так же и люди, глядя на восьмилапых, признавали в них частицу своих близких.
Ждали, действительно, только правителя и его ученицу. Стоило Найлу подойти к костру и сесть в нескольких шагах от пламени, как перед ним опустилась на колени Нефтис. Тарелок, естественно, не имелось, и ломтики мяса лежали на круглом щите с аккуратной дырочкой, оставшейся от арбалетного болта. Одиннадцать белых полосок. Частицы одиннадцати погибших воинов. Тех, кто вместе с ним плыл на корабле, освобождал город Смертоносца-Повелителя, шел через жаркие бескрайние пески. Кто ставил вот эту стену или те, кто ушел вперед, чтобы предупредить своих соратников об опасности и заплатил за это жизнью. Найл взял один из ломтей и в который раз спросил себя — а правильно ли он поступает, глотая это мясо, которое совсем недавно было телом его друга и соратника? Посланник закрыл глаза и попытался представить себя мертвым. Холодное безвольное тело, зарытое в землю или брошенное в море. Повсюду расползаются трупные пятна, гнилостные газы вспучивают кожу. Мышцы превращаются в слизь и гной… Он невольно тряхнул головой. Может быть, огонь? Пламя облизывает тело, скручивает волосы, заставляет вскипать кровь, корчатся от жара руки и ноги — и вскоре на месте кострища остаются только пепел, зола. Грязь и пыль… Нет, Рион, первым сделавший свой выбор, был совершенно прав. Уж лучше стать частицей мудрого Шабра, опытного Дравига и многих, многих других смертоносцев, готовых сейчас отдать свою жизнь ради него. — Что с вами, мой господин? — забеспокоилась Нефтис. — Лучше бы я умер от голода, — искренне ответил Найл и один за другим принял со щита ломти. Стать частицей Посланника Богини, его плотью и кровью счел бы для себя почетным любой смертоносец, и правитель был просто обязан оказать павшим в бою подобную честь. А потом хлынул дождь. Плотный, тяжелый, он быстро погасил костры, укутав мир в непроницаемый мрак, и долго продолжал стучать по ветвям и стволам деревьев, по гулким доспехам людей и холодным спинам пауков, шелестел в лесной подстилке, хлюпал в ямках, журчал между корней, чавкал под ногами. Со стороны озерных жителей послышались восторженные крики, и продолжали раздаваться всю ночь. Возможно, Великая Богиня прислала этот ливень именно для них. Дождь продолжался до рассвета и оборвался так же резко, как начался. В ярких солнечных лучах капли на стволах, ветвях и иголках засверкали всеми цветами радуги, словно некий властитель просыпал на лес свою сокровищницу. Терпкий смолистый аромат густо смешивался с жарким паром, исходившим из-под ног. Земля не обжигала, но путникам казалось, будто они оказались на крышке огромной кипящей кастрюли. Как ни странно, пленники совершенно посинели от холода. Найл ожидал, что северяне должны переносить ночную прохладу куда лучше уроженцев пустыни — но на деле у них у всех зуб на зуб не попадал, хотя братья чувствовали себя великолепно. |
