— Как бы то ни было, — продолжала свою речь миссис Харлоу, — для нас они слишком благородные, но их общества, — тут она ткнула пальцем в потолок, что должно было означать верхние этажи дома и их обитателей, — они все равно недостойны. Внизу они задирают нос, а наверху — сама кротость. Воистину, это очень странные существа.

— Я слышал, — подал голос мистер Долланд, — что это племянница какого-то там профессора.

Мистер Долланд всегда первым узнавал все новости. По выражению миссис Харлоу, он был «не промах» и всегда «держал ушки на макушке».

Дот тоже всегда располагала информацией, собранной во время прислуживания за столом.

— С этим профессором Уиллсом хозяин учился в университете, только он потом занялся чем-то другим. В общем, у него есть эта племянница, и они подыскивают ей место. Похоже, в нашем доме действительно скоро поселится племянница профессора Уиллса.

— Она, наверное, очень умная? — замирая от страха, поинтересовалась я.

— Даже слишком, — фыркнула миссис Харлоу.

— В детской я ей распоряжаться не позволю, — провозгласила нянюшка Поллок.

— Это будет ниже ее достоинства. Кому-то из вас… тебе, Дот, или тебе, Мег, придется носить ей еду в комнату. Я уверена, к нам прибудет настоящая леди.

— Мне она не нужна, — заявила я. — Я могу всему научиться у вас.

Это вызвало взрыв хохота.

— Что бы ты там ни говорила, милая, — отсмеявшись, произнесла миссис Харлоу, учеными нас назвать никак нельзя… за исключением разве что вот мистера Долланда.

Мы все влюбленно взглянули на мистера Долланда. Его присутствие не только облагораживало наше общество, но и не позволяло нам скучать. Нам часто удавалось убедить его исполнить один из своих «номеров». Разносторонне одаренный человек, он в юности был актером. Я часто наблюдала за тем, как, облачившись в строгую униформу, он готовится подняться наверх и сыграть роль исполненного чувства собственного достоинства дворецкого. А иногда он повязывал зеленый суконный фартук, туго обтягивавший его круглый животик, и чистил столовое серебро, весело распевая песни. Я слушала его, затаившись в уголке, а порой подбиралась поближе, чтобы насладиться очередным его талантом.

— Имейте в виду, — скромничал он, — в пении я не силен. Мое призвание — театр в чистом виде. Это у меня в крови… с самого рождения.

Я была очень счастлива, восседая за этим большим кухонным столом. Я помню вечера… должно быть, это были зимние вечера, потому что на улице было темно, и миссис Харлоу зажигала парафиновую лампу и ставила ее в центре стола. В камине весело пылал огонь, в кухне тепло и удивительно уютно, мои родители где-то путешествовали с лекциями, и мы были предоставлены самим себе.

Мистер Долланд рассказывал нам о днях своей юности, когда он мечтал стать великим актером. Судьба распорядилась иначе, предоставив его в наше распоряжение, за что мы были ей благодарны, хотя искренне жалели мистера Долланда. Ему досталось несколько ролей без слов, а однажды он играл призрака в «Гамлете». Он даже работал в одной труппе с самим Генри Ирвингом. С тех пор он внимательно следил за карьерой великого актера, а несколько лет назад видел своего кумира в знаменитой роли Матиаса в «Колокольчиках».

Иногда он развлекал нас сценами из этой пьесы, и тогда в кухне воцарялась мертвая тишина. Я сидела рядом с нянюшкой Поллок, вцепившись в ее руку. Выступления мистера Долланда бывали особенно эффектными, когда за окном завывал ветер, а по стеклам барабанил дождь.

— Именно в такую ночь был убит польский еврей, — глухим голосом вещал мистер Долланд, — а мы дрожали от страха.