Встревоженно глядя в ее бледное лицо и на странное выражение потемневших глаз, Кристиан сказал:

— Вот что, Мари, мы плывем на Большие скалы, к твоей сестре.

Она медленно повернулась и тихо произнесла:

— Нет.

Кристиан подошел ближе и прикрыл ее опиравшуюся на борт руку своей рукой.

— Это неизбежно. Ты плохо себя чувствуешь, я это вижу. Будет лучше, если мы остановимся у твоей сестры. Ты сможешь увидеть свою дочь, — негромко прибавил он.

Она отвернулась, чтобы скрыть слезы:

— Ты не понимаешь…

— Понимаю.

— Ты меня любишь? — с глубоким вздохом спросила она, готовая слышать это снова и снова.

— Люблю, Мари. Ты не веришь?

— Верю. Верю, как в чудо.

Некоторое время они молчали, потом Мари неловко произнесла:

— Но там тебе придется увидеть человека, с которым я некогда сбежала от тебя.

— Поверь, меня это совершенно не тревожит.

Они старались не вспоминать о событиях, которые ранят душу, и в то же время, если это было необходимо, могли быть предельно откровенны друг с другом.

— Захотят ли они нас принять? Я поняла, что для Корали и Эжена было бы лучше, если б я навсегда исчезла, умерла, — задумчиво произнесла Мари.

— Тебя так сильно волнуют чувства других людей?

— Они не волновали меня достаточно долго, но теперь я хочу стать другой. Хотя бы такой, какой была прежде.

— Знаешь, — заметил Кристиан, — говорят, тех, кто не предает самих себя, никогда не покидает Божья милость.

— Наверное, да. И я мечтаю ее вернуть.

— А еще о чем ты мечтаешь?

— О тебе, — просто и искренне промолвила Мари.

— Скажи, — медленно произнес он, — почему ты не призналась сразу, неужели ты сомневалась во мне, в моих чувствах?

Она вздохнула:

— Ты меня не узнал, и я думала: а если ты меня придумал, вообразил себе нечто такое, чего просто не существует на свете?

И тогда он сказал:

— Быть может, я что-то придумал, не знаю, но мне никогда не забыть, как я держал тебя в своих объятиях. То была реальность, какую ничто не может победить.

Мари шла наверх, черпая силы в охватившем ее волнении и уцепившись за руку Кристиана, как за единственную опору. Остров таил в себе надежды, обещал осуществление заветных желаний.

Во дворе никого не было, зато Мари увидела качели: две веревки, привязанные к толстой ветке старого тополя, и деревянную доску. Перед ней промелькнули видения детства: океан до самого горизонта, высокое синее небо, горячий шелковистый песок. И они с Корали, отыскивающие раковинки в его бесконечных недрах, они с Корали под защитой скал и наивной веры в вечность чудесной солнечной поры.

Мари и Кристиан вошли в дом. Сквозь решетчатые ставни в комнату проникали солнечные лучи, они исчертили пол и стены золотыми полосами. Увидев Мари, Корали мгновенно залилась краской. Она кормила грудью ребенка и теперь быстро встала и поспешно запахнула ворот платья.

Кристиан нежно сжал руку Мари, и эта согревающая ласка придала ей сил.

— Тебя можно поздравить, Кора? — спросила Мари без всякой иронии, кивнув на сверток. — Сын?

— Да, — еле слышно ответила Кора и с опозданием пригласила: — Садитесь. Как ты, Мари?

— Со мной все в порядке.

— Простите, — сказал Кристиан, — на самом деле Мари плохо себя чувствует. Ей лучше лечь. И, пожалуйста, если можно, приготовьте ей чашку чая.

— О да, конечно!

Кора засуетилась: отнесла малыша в соседнюю комнату, быстро набросила на стол скатерть, а потом пригласила Мари умыться с дороги.