— Я ее отец.

Мари вновь рассмеялась. Теперь в ее смехе слышалось отчаяние, а с уст посыпались обвинения:

— Сейчас ты называешь себя ее отцом, а раньше?! Ты исчез, и я родила Талассу в больнице для бедных, а когда она заболела, у меня не было пяти франков, чтобы купить лекарства. И я металась по улицам, готовая продать душу дьяволу!

Эжен усмехнулся:

— Вспомни, ты бросила ее здесь и уехала обратно в Париж, чтобы торговать собой!

Лицо Мари потемнело, губы задергались. Она молчала. А Корали не поверила тому, что услышала. Неужели сестра говорила о ее супруге? О человеке, который по вечерам снимал с ее ног, а по утрам надевал башмаки, потому что из-за беременности ей было тяжело наклоняться; который был неизменно внимателен к ней; который днем делил с ней труд, а ночью — постель, в объятиях которого она находила утешение от всех невзгод и задыхалась от страсти; который говорил, что хочет большую семью и много детей. И который обожал Талассу!

— Посмотри, как ты выглядишь, — сказал Эжен, — оборванная, грязная. Кто доверит тебе ребенка?!

Мари посмотрела на сестру. Взгляд той был мягким, счастливым, и в нем читалась поддержка словам Эжена, безграничная любовь к нему и к… ее дочери.

Мари постаралась взять себя в руки.

— Я выгляжу так, потому что приехала из обнищавшего, разоренного Парижа, потому что голодала и мерзла всю зиму! И потому что мне было тяжело добраться сюда — без денег, без пропуска и необходимых документов, с одной лишь верой в то, что здесь меня ждет дочь!

Она вновь протянула руки к девочке, которая крутилась возле ног Корали. Малышка испуганно отпрянула от странной незнакомки и потянулась к Коре:

— Мама!

— Она тебя не ждет, — сказал Эжен. — У нее есть любящие родители, которые позаботятся о ее будущем. А ты уезжай обратно. Так будет лучше для всех.

Мари осознала, что он в самом деле не отдаст ей Талассу, и в страхе повернулась к сестре:

— Корали! Неужели у тебя нет сердца?! У вас с Эженом скоро родится свой ребенок! А эта девочка — моя! Неужели ты не понимаешь, что значит для меня Таласса?!

Глаза Коры наполнились слезами, и тем не менее она сказала:

— Прости, Мари, но я не уверена, что с ребенком будет все в порядке, если он останется с тобой. Я считаю, что мой муж прав. Мы не отдадим тебе девочку.

Мари медленно, как завороженная, повернулась и пошла прочь. Несколько мгновений Эжен и Корали смотрели ей вслед. Потом женщина схватила ребенка и со слезами бросилась в дом. Эжен пошел за ней.

— Мы не должны были так поступать! — горько плача, воскликнула Кора. — Ведь Мари моя сестра!

Мы даже не предложили ей войти в дом, не накормили ее!

— Да, это жестоко, — глухо произнес Эжен, присаживаясь рядом с ней, — но лучше отрезать сразу.

— Как ты можешь так говорить!

— Корали, — он обнял жену, — часто ли ты вспоминала о своей сестре в последние полгода? А если вспоминала, то с какими мыслями? Разве ты не хотела, чтобы она никогда не возвращалась сюда? Хотела. Из-за меня, из-за Талассы. Жизнь так устроена: всегда приходится чем-то жертвовать. Если бы твой муж не погиб на войне, разве мы были бы вместе?

Кора согласно кивала, продолжая плакать, испытывая угрызения совести, стыд, горечь и… невольное облегчение.

Вернувшись в Париж, Мари не узнала города. В лицо повеяло запахом дыма. Ввысь взмывали языки пламени. Откуда-то доносился неясный гул, где-то слышались выстрелы. Мари поразилась тому, что действительность меняется точно океан в непогоду. Откуда-то долетали крики; какие-то люди бегали взад-вперед, по улицам метались пляшущие тени.