Изменить размер шрифта - +
Крысы выели его глаза, а в пустых глазницах копошились черви.

Зажимая рот рукой, Робинсон выскочил на площадку и, перегнувшись через перила, выплеснул содержимое своего желудка.

— Черт возьми! — выругался он, утираясь носовым платком. — Если в спальне меня ожидает такая же картина, мои нервы просто не выдержат, и у меня поедет крыша, как у его дочки…

Постояв немного и придя в себя, полицейский шагнул в дверь спальни.

Сквозь не плотно зашторенное окно пробивался слабый луч обложенного тучами осеннего солнца, высвечивая окровавленный матрас на большой двуспальной кровати. На нем валялись обрывки каких-то цепей с крюками. Один из крюков, вспоров матерчатую обивку, глубоко вошел в поролон. Разбитое трюмо, стоявшее у стены, повторяло царивший в спальне разгром в десятках разбитых зеркальных кусочков.

— Да-а… — выдохнул Робинсон и выдвинув антенну радиопереговорного устройства, болтающегося на груди, нажал на клавишу вызова.

Сквозь помехи на линии он услышал хриплый голос:

— Инспектор Ронсон слушает.

— Это Робинсон, сэр! Только что нашел еще одного. В мусорном контейнере. Правда, сильно попорчен разложением и крысами. Единственная улика, которая у нас есть, кроме трупов, это матрас. Кто-то на нем пострадал. Прислать его?

— Да, Робинсон. Матрас — это улика. Упакуй его и привези.

— Слушаюсь, сэр.

Ронсон отключил рацию и положил ее обратно в нагрудный карман пиджака.

— Что такое? — обратился он к Керсти, у которой от ужаса расширились глаза.

— Джулия, — прошептала она и присела на кровати, сдерживая готовый вырваться крик.

 

— Сознание — это лабиринт, дамы и господа, — через марлевую повязку на лице проговорил доктор Женарт, обращаясь к молодым психиатрам, столпившимся вокруг операционного стола.

Круглые мощные лампы хорошо освещали лежащую на столе молодую девушку. Она была под общим наркозом. Забинтованная голова покоилась на резиновой подушке, руки и ноги были крепко привязаны к поручням кожаными ремнями. Энцефалограф жужжал, выписывая кривую деятельности головного мозга.

— Это лабиринт, — повторил Женарт. — Загадка. В то время, как части мозга явно видны, пути его работы неизведанны. Назначение многих его участков непознано. Секреты остаются секретами, и мы будем предельно откровенны, если мы согласимся, что именно запутанный лабиринт притягивает нас открыть эту загадку. Как знать, что скрывается в центре, не мифическое ли чудовище — Минотавр, который заставляет людей сходить с ума? Этот монстр, по легенде, родился от любовного союза царицы Крита Пасифаи с белым быком, который, по велению Посейдона, вышел из моря. Дедал построил лабиринт, дабы заточить и скрыть от посторонних глаз сына. Минотавр требовал от Афин ежегодную дань — семерых юношей и семерых девушек. Тесей, решивший избавить Родину от повинности, вызвался пойти и уничтожить Минотавра. Чтобы он не заблудился, дочь критского царя Ариадна дала ему клубок пряжи, с помощью которой он вышел из лабиринта невредимым.

Но это всего лишь миф. Тесей не оставил нам знаков и Ариадна не даст нам клубок ниток, чтобы выйти наружу. Мы сами должны идти вперед и исследовать неизвестные отсеки, отыскивая окончательное решение. Мы должны увидеть. Мы обязаны узнать, как и почему у человека возникают те или иные эмоции. Это долг врача. Это долг врача-психиатра.

Женарт замолчал. Ощущая наполнившую его уверенность, он внимательно оглядел слушающих его молодых врачей и, довольный произведенным впечатлением, подвел итог:

— Итак, часть моей работы закончена, — Женарт еще раз осмотрел выбритый участок кожи на голове пациентки, рассеченный кровавым рубцом, и, кивнув одному из врачей, добавил: — Карр, идемте со мной, а вы… наложите шов.

Быстрый переход