Не думать, не думать о Ричарде. Сью провела гребнем по волосам. Что же такое творится с Люси? Сью отложила гребень, поправила складки одежды, надела свое единственное украшение – аметистовое ожерелье. Каштановые волосы, мягко подобранные от висков, обрамляли нежное лицо с красиво очерченным ртом и глазами под густыми ресницами. В теплом свете камни на высокой шее загадочно переливались. В комнате все оставалось как при Изабель Эббот – лампы, арфа в углу, солнечные часы в розарии. В голову лезли мысли о бренности жизни и постоянстве вещей.

Воспоминания об Изабель вернули ее мысли к Ричарду. Изабель Эббот была ему теткой и опекуншей. Когда она вышла за Джона Эббота, в доме появился и Ричард. Но настоящей матерью всем – Сью, Диане, Ричарду и жившему по соседству Холанду стала Люси.

Сью пыталась прикинуть в зеркале, изменилась ли она со времени последней встречи с Ричардом. Между ними никогда ничего не было – детская дружба не в счет. И даже если Айви бросила Ричарда и добивается развода, это мало что меняет. Ричард никогда не любил ее.

Но глаза в зеркале светились ожиданием счастья.

Ну и пусть не любил, – подумала она. – Пусть! Зато теперь он свободен, как три года назад.

Сью еще раз оглядела себя в зеркале. На столике остались ее сумочка и пакет с ромовыми конфетами.

Столовая уже сверкала огнями.

– Ничего не изменилось, – Сью оглядела комнату. Ричард придвинул ей стул, Би внесла огромную супницу. В дальнем конце длинного стола пылали свечи, и Сью подумала, что были времена, когда за этот стол садилось человек тридцать, не меньше. Она еще раз огляделась:

– В самом деле, ничего не изменилось! Даже фарфоровая китайская собачка из церкви Святого Августина на том же месте.

– Все это будто возвращает к прежней жизни, – Ричард попробовал суп. – Кажется, вечность прошла с тех пор, как я здесь был в последний раз.

Диана рассмеялась.

– А все же здорово, что вы здесь. Все, как раньше.

Сью подняла глаза и встретила внимательный взгляд Ричарда.

– Мы уже не те, что прежде, Ди, – протянул он. – Повзрослели, наверное.

Ей показалось, или в его голосе действительно звучала горечь? Сью отчетливо видела его лицо: четкую линию упрямого подбородка, ровные темные брови. Диана положила свою белую руку на его широкое запястье и улыбнулась:

– Но, дорогой, мы еще так молоды. Все переменится к лучшему.

Сью ощутила непонятную тревогу. Казалось, в старой столовой все неуловимо изменилось, дом стал другим, будто что-то необъяснимо пугающее проникло в его стены.

Ерунда. Померещилось.

Подали рыбу. Серебряным колокольчиком звенел смех Дианы. Ричард вздыхал, вспоминая лилии на озере, гувернантку-француженку...

Встав из-за стола, они перешли на веранду.

– Один кусочек, Сью, верно?

Ричард передал ей кофе. На мгновение их руки соприкоснулись. Сью поставила чашку на стол и взяла сигарету. Горничная позвала Диану к телефону.

– Вероятно, это Кельвин. Надеюсь, вы меня извините.

Сью сделала попытку возобновить беззаботный разговор:

– Помнишь?

– Что помнишь?

– Мой дебют и ту твою южную красавицу? И как сын Ботвиков напился?

Ричард дунул на свечу и шагнул к перилам.

– Иди сюда, – позвал он.

Легко ступая сандалиями по камышовым циновкам, она подошла и встала рядом с ним плечом к плечу.

Все та же старая заводь. Лунная дорожка прочертила озеро.

– Как это прекрасно – снова оказаться здесь вдвоем.