Отрезать воду – значит сделать так, чтобы ребенок не мог к ней выйти незамеченным. Утопление – главная причина смерти детей до 8 лет в природной среде.

Я со скепсисом изучаю карту: пруд в центре поселка, река вдоль поселка, водохранилище за дамбой чуть дальше. Тем не менее 5 егерей хватает, чтобы отсечь внешние водоемы.

Мы как раз расставили мужиков по точкам, когда прибыл Жора. Сразу за ним – экипажи волонтеров – штук 10 кряду, а потом еще и еще. Ляля, которая не спала и коордила поиск на «трех вокзалах», тоже примчалась на поиски ребенка. Платоныч, тот самый оператор с «Russia Today», другие знакомые лица – много, очень много опытных волонтеров.

Начинаем оборудовать вертолетную площадку прямо в центре деревни, первые группы едут с ориентировками по соседним деревням.

Ищу партнера для оценки местности, в марш-бросок за реку (если вдруг малыш ушел по дамбе в лес), и вижу Кису, выползающую из джипа.

– Пойдем, задача есть.

– Пойдем.

Быстро пробежавшись в лес, увидев кабана и оценив растительность, возвращаемся в штаб. «Кэп, все просто, ходибельно», – отчет Жоре. Он переключается на лес, а нам с Лялей велит заняться опросом детей, которые были последними, кто видел мальчика.

Выясняется такая картина: дети гуляли у пруда, причем самый младший, пропавший, был с двоюродным братом, который должен был за ним присматривать. Брат вел себя агрессивно и пообещал утопить мальца, если тот не перестанет верещать и мешать играть. Другим детям брат – всего 8 лет, кстати, – был известен как чудовище, изредка навещавшее бабку в деревне. Это чудовище в свои годы могло убить котенка толстым куском провода, надувало через попу лягушек и без устали колотило других детей. Мелкий, впервые приехавший к бабке в деревню, всех этих нюансов не сек, поэтому поначалу не обратил внимания на обещание утопить его в пруду. А чуть погодя – он пропал. Дети как один уверены, что старший утопил мелкого. Сам старший отпирается и божится в своей невиновности.

И у Ляли, и у меня, и у Кисы глаза лезут на лоб: такой достоверной кажется версия детей. Причем мы опрашиваем их отдельно, и они на разные лады говорят одно и то же.

«Жор, надо в пруду искать…» Жора вызывает Сурена, нашего дайвера; тот обещает часа через 4 быть на месте.

Мы почти не сомневаемся, что мальчика утопил старший брат, и это здорово напрягает всех. Но люди идут на задачи, и мы с Кисой тоже решаем еще раз зайти в лес.

– Есть шанс, что он не утонул? – спрашивает Киса, как только мы отходим от штаба. Такие вопросы задают с одной целью – чтобы их автора разуверили.

– Ну, шансы всегда есть.

В этот момент оживает рация – и радостный голос Ляли трещит: «Всем лисам отбой, найден, жив!»

Местные несут малыша – заспанного, закусанного комарами, с сеном в волосах. Ляля рыдает, Киса тоже. Чтобы не заплакать, как девчонки, я широко открываю глаза, – но, когда меня обнимает Ляля, я утыкаюсь ей в плечо и мгновенно заливаю его.

На поляне садится вертолет. Жора опять как Будда – но Будда улыбающийся. Все обнимают всех, все рыдают со всеми – все, но не Жора. Жора стоит, как изваяние.

Малыша уносят домой. Позже выяснится, что он так испугался братца, что спрятался в сарае, который нашел неподалеку. Потом стемнело, и выходить стало еще страшнее. Его жрали комары, он подмерзал, крепко уснул только под утро.

Мы разъезжаемся в состоянии эйфории – но на подъезде к Москве звонит Ляля: «У нас еще один ребенок, 5 лет, Домодедовский район». Третий поиск подряд, в моей жизни такое впервые. Потом окажется, что в сезон это нечто вроде нормы, такое переживает каждый.