|
Вроде бы не совсем чистый прием, но чего он ждал от телевизионщиков, этих рейтингопоклонников, — честной игры? С другой стороны, девица была не из отобранных «креатур», и, кажется, он ее уже где-то видел. А, ну да — «Дневник девственницы». Оксана как-ее-там… Удачно пропиарилась, а кроме того, действительно хорошо написано. Остроумно, парадоксально, местами даже лихо. Как будто монашку осенила благодать и она, осененная и предохраненная этой самой благодатью, понеслась по миру узнавать, чего лишилась, отказавшись от мирской жизни. Самое смешное, что в конце выясняется: ничего она не потеряла, ровным счетом ничего. В общем, да здравствует девственность. И да здравствуют обеты.
Нет, девица определенно непроста. Тем лучше. Простота хуже воровства. В литературе Каплин предпочитал недосказанность, в отношениях с другим полом — легкое скольжение по краю. Это позволяло избегать ненужных излияний и не обнаруживать своих слабостей (а в том, что их достаточно, он не сомневался). И еще это позволяло ему выглядеть тем, кем он выглядел, — едва ли не самое важное в наше время, когда видимость и сущность желательно хранить на разных депозитных счетах, а лучше всего — в разных банках. Помня об этом, Каплин включил улыбку, которая открыто сообщала всему миру, что он просто хороший парень, и сказал, опережая девушку: — Вы ведь Оксана, да? Давно хотел с вами познакомиться. — Я тоже, — сказала она. В принципе, их потянуло друг к другу и без лишних слов, но взаимопонимание значительно укрепилось, пока он подвозил ее к дому.
9. Нестор улыбается
Автобус, который вез их к месту назначения, оказался вполне комфортабельным, еда — отличной, а красивые стюардессы — предупредительными, выполняющими все приличные желания. Невольно закрадывалась мысль о жертвах гораздо более древнего идиотизма, которых всячески ублажали, прежде чем прирезать на алтаре и отправить к богам. Как ни крути, а прогресс был налицо: участие стало делом сугубо добровольным (подписание бумаг об отказе от претензий — не в счет), а к «небожителям» попадет только один. Вернее, двое, если иметь в виду «хозяина». В первую очередь «хозяина». Как-то само собой получилось, что Гоша оказался сидящим рядом с молодым человеком хилого телосложения, которого окрестил про себя «семинаристом» и решил не давать в обиду, если, конечно, им не предназначено стать врагами. Правда, глядя на ходячую немочь, смахивающую на самые слащавые и давящие на жалость изображения Иисуса Христа, трудно было заподозрить, что «семинарист» может оказаться врагом кому-нибудь, кроме самого себя. Взор, большую часть времени устремленный в неведомые дали, казался взглядом блаженного — до тех пор, пока внезапно не фокусировался на чьем-нибудь лице и не обретал неожиданную остроту. Гоша испытал это на себе, и ощущение было странным. Он покопался в памяти, но почему-то на ум приходило только одно воспоминание трехлетней давности: о том, как у него брали кровь из вены. Не сказать, что больно, но силы теряешь. Поэтому очень скоро он пересмотрел свое первоначальное мнение относительно «семинариста». — Меня зовут Нестор, — сообщил тот дрожащим голосом невротика. — Ты думаешь, я немного не в себе? — Я ничего такого не думаю, — заверил Гоша, слегка погрешив против истины, и тоже назвал себя. Нестор не заметил протянутой руки, во всяком случае, не предоставил свою анемичную лапку для рукопожатия. Вместо этого он осклабился, показав плохие редкие зубы. — Не имеет значения. Вон там, — бледный указательный палец выпрямился по направлению движения, — настоящее безумие. — И зачем тебе это? — Не то чтобы Гошу интересовал ответ; просто ему показалось, что вопрос логично вытекает из предыдущего короткого разговора. |
