Так не бывает, чтобы народ против власти пошел, и ничего ему за это не было. Она смотрела на обветренные лица полицейских стражей, на подрагивающие руки стрелков и почти не сомневалась – одними разговорами ничего не закончится. Но, к собственному изумлению, ничего, кроме мрачной обреченности, не чувствовала. Будь, что будет, но они не отступятся. Хватит! Точка! Терпеть больше невозможно.
Вороний грай, людской гомон, колокольный звон, собачий лай слились в единый вселенский гул, а весь мир вдруг расцвел ярчайшими красками. И когда толпа вдруг рванулась вперед – на ружья, на что-то кричавшего графа, на полицейских, Майрру охватила хмельная эйфория. Она перестала бояться. Вот всю жизнь, с самого раннего малолетства боялась чего-то, то отцовских колотушек, то падких до девичьих прелестей парней, то свекрухиной ругани, а тут – как отрезало. Ни пули не устрашилась вдова Бино, ни штыка.
– Бей! Круши! – орала она радостно. – Долой кровопийц! Долой Эсковых прихвостней! Свободы!
Этот отчаянный крик ее подхватил, кажется, весь Дэйнл. И мальчишка Шамис, и его друзья, и какие-то незнакомые мужчины и женщины вопили без остановки: «Свободы хотим!» И ни грохнувший залп, ни кровь, залившая подножие магистрата, не остановили людей.
– Долой войну! Даешь республику!
Когда же все градоначальники, и граф Рамман в том числе, очутились запертыми в подвалах Городского Собрания, Майрра все равно не очнулась от пьянящего ощущения всемогущества. Оказывается, графу тоже можно дать под дых и добавить по шее. А от графа до князя рукой подать. И до Благословенного Святого, кстати, тоже.
Сэйгану было скучно. Княгиня Шантийская выехала к будущей невестке чуть ли не тайком, с одним лишь кучером, даже без форейторов на запятках. Поговорить – и то не с кем. С собою ролфийского стража шурианка брать не хотела, ругалась вроде и прилично, по-дамски, но язычок у Ее Священной Особы был остер и ядовит, как настоящее жало. И охрану оставила. Бросила бы в поместье и Сэйгана, если б капрал не уцепился за каретную дверцу, заявив, что ее милости придется его за собою по дороге проволочь. Рисковал, на самом деле, изрядно: разъяренная сразу всем – нерадивостью и косыми взглядами прислуги, спешным исчезновением эрны Кэдвен и, конечно же, игрой в прятки с таинственной невестой, шуриа могла и упереться. Тогда бежал бы настырный Сэйган за каретой, как верный пес. К счастью, вмешался граф, и упрямая леди Джойана, поостыв, дозволила охраннику сесть в экипаж. Тот отказался, поехал снаружи, на запятках. Охранять и бдить так было гораздо сподручней, опять же, и вся диспозиция как на ладони…
Не доезжая обиталища доктора, расстались с графом Никэйном. Того срочно вызвали в город. Ролфи навострил уши, заслышав про «волнения» и «возможные эксцессы», и тайком взвел курки у обоих своих пистолетов. Бунтовать народ может против чего угодно, а бить пойдут все равно шурий, тут и гадать нечего. Насмотрелся он уже в этом хваленом Янамари и наслушался довольно, чтобы понимать – лучше бы леди Джойана сюда и вовсе не приезжать, а раз уж приехала, так сидела бы тихонечко в поместье и дальше парка носа не высовывала… О, вот и сейчас из Дэйнла доносился тревожный набатный звон. Пожар у них там, что ли?
И тут, словно богини ответили на мысли и немедля послали соответствующее знамение, из калитки выскочила княгиня. Ошалело оглянулась, споткнулась, едва не запуталась в собственном подоле и с невнятным воплем метнулась от Сэйгана, устремившегося навстречу. Но капрал уже наловчился ловить увертливую шурианку: одним движением ухватил за юбку, умело подсек и сцапал брыкающуюся добычу в надежные ролфийские объятия.
– Тихо, тихо, ваша милость… – бормотал ролфи, попытавшись укачать женщину, будто зашедшегося криком младенца. – Ай! Больно же! Ну, ваша милость, тихо!
Но ее милость не слушалась, рвалась из рук, брыкалась и острым каблучком так заехала Сэйгану по ноге, что тот крякнул и, на миг забывшись, шлепнул Ее Священную Особу по тощему заду. |