Анук скажет, что делать. Она умеет найти выход из самой безвыходной ситуации.

Дрожащей рукой он потянулся к телефону и набрал домашний номер, с нетерпением считая про себя звонки. Один… Два…

"Анук… Анук… Анук…" — мысленно посылал он сигналы домой, нетерпеливо барабаня нервными пальцами по стеклянной столешнице.

Неужели она уже ушла?

— Она должна подойти, — пробормотал он тихо. — Анук, подойди же! Ну пожалуйста!.. О Господи, — молил он, — только бы она была дома!

Четыре звонка. Пять…

— Ну пожалуйста, ну же… — стонал Антонио, слушая, как в его квартире на 5-й авеню раздается уже шестой звонок.

5

— Когда-нибудь, — нежно проворковала Анук де Рискаль, поглядывая в обрамленное черепаховой рамой зеркало на своего парикмахера, — ты доиграешься. Отрежут тебе твою штучку. Тогда не ищи у меня сочувствия.

— О-о! — в притворном ужасе простонал Вильгельм Сент-Гийом, профессионально-небрежно поигрывая мягкими, сверкающими и черными как вороново крыло волосами Анук. — Ах, гадость, гадость, гадость… Ну и как нам сегодня спалось? — Парикмахер говорил с легким, едва заметным акцентом жителя континента.

— Нам спалось превосходно, спасибо, — язвительно отозвалась Анук. Окруженная королевской роскошью обитой томно-фиолетовым бархатом и обставленной в русском стиле девятнадцатого века спальни, она улыбалась зеркальному отражению своего похожего на паука парикмахера, который каждые три дня, пока она оставалась в своей городской квартире, приходил к ней, чтобы в уединении ее апартаментов совершить очередное таинство с ее волосами.

Вильгельм подозрительно покосился на нее в зеркало и слабо всплеснул руками:

— Неужели же я, который знает каждый сантиметр этой прелестной головки и который не видел вас целый месяц…

— Понятно, не видел, Вильгельм. Я же была в Карайесе и Лас-Хэдасе.

— А я-то думал, что в Бразилии… — Его пальцы, похожие на щупальца паука, ловко орудовали с волосами. — Видите ли, у меня прекрасная память, и эти крохотулечки-шрамики за этими очаровательными ушками… Их определенно не было там до вашего отъезда… — Он торжественно приподнял всю массу ее волос и внимательно осмотрел кожу за ушами. — Я бы сказал, это работа Иво Питэнгея, точно, его. — Глаза парикмахера сверкнули, метнув на Анук в зеркало торжествующий взгляд. — Мадам сделала себе еще одну подтяжку! — прошептал он убежденно.

Анук даже бровью не повела.

— Мне кажется, что у Уильяма С.Уильямса, родом из Чикаго, штат Иллинойс, слишком длинный язык, — быстро проговорила она. — И рот, который лучше держать на замке. Иначе мадам не просто придется подыскать себе нового парикмахера — ей придется пустить по городу слушок, что и этот акцент, и эта коротенькая приставка к имени — и то и другое крайне подозрительные — всего лишь игра воображения отпрыска мясника из трущоб Саутсайда. — Она многозначительно подняла брови, и темно-топазовые глаза ее засверкали. — Я ясно выражаюсь, Уилли, милый?

Вильгельм Сент-Гийом застыл с открытым ртом, рука со щеткой повисла в воздухе.

— Откуда вам это известно? — прошипел он, напрочь позабыв об акценте.

— Мне это известно давным-давно, — как бы между делом заметила Анук, не переставая постукивать ноготком по бархатной обивке ручки кресла. Затем в голосе ее зазвучало раздражение. — Ну, а теперь приступим, надеюсь? Времени у меня в обрез, ты же знаешь.