А тот тип в белой футболке вдруг взял, и с размаху впечатался головой в забор. Прямо лбом. От души, с треском. Слабо охнул и упал в лопухи.

— Вот так, — сказал Никита, широко улыбаясь. Зубы его блеснули в темноте. — Видал?

Я смотрел на белое пятно футболки в лопухах и не мог поверить своим глазам. Даже зажмурился, потер пальцами веки.

Никита встал с крыльца и сказал мне:

— Пошли.

И я, не задумываясь, подчинился.

С этого все и началось.

1. Добро пожаловать

Никита шел так уверено, будто это была его собственная дача. Шел так, как если бы в темноте видел, словно кошка. Провел меня через грядки, лязгнул калиткой, повел рукой в приглашающем жесте.

— Давай прогуляемся. Подышим…

У меня словно язык отнялся. Шел за ним, как кролик за удавом.

Когда мы вышли за пределы дачного участка и побрели по дороге между заборов, хрустя щебенкой, ко мне, наконец, вернулся дар речи.

— А… этот? — спросил я, с трудом подбирая слова и указывая в сторону калитки, через которую мы вышли. — В смысле… как с ним быть?

— А никак, — сказал Никита. — Полежит немного и оклемается. Это он с перепою упал. Пусть проспится.

Я прекрасно видел, что упал тот тип не с перепою, поэтому спросил Никиту:

— Зачем ты так с ним? Он же ничего такого не сделал, просто…

— А у меня характер скверный, — перебил он.

Он допил бутылку и выкинул ее в придорожную канаву.

— Я даже к психоаналитику хожу, представляешь? — добавил Никита. — Толку никакого, конечно. Как найдет на меня — все, хоть всех святых выноси.

Я промолчал.

— И потом, надо же было мне тебя убедить… Теперь-то убедил?

Мне стало не по себе. Мне и так было уже нехорошо, потому что я весь вечер форсированно боролся за хорошее настроение, и для этого пришлось довольно много выпить. С настроением ничего не получилось, зато вот с психом этим скорешились. Я даже не помнил, с чего начался наш разговор.

— С чего начался наш разговор? — спросил я, морща лоб и пытаясь соображать трезво.

— Ты предлагал мне выпить, — охотно сообщил Никита. — За крушение твоей любви и твоих юношеских идеалов. Кажется, так.

— Понятно, — сказал я. — А вампиры причем?

Никита указал на лавку при дороге. Это была даже не лавка, а бревно, завалинка. На такой завалинке, по моим представлениям, должны сидеть деревенские бабушки и лузгать семечки.

Никита уселся, вытащил из кармана пачку сигарет. Закурив, сказал:

— О вампирах у нас зашло, потому что я предложил тебе вариант.

— Какой вариант? — спросил я, потирая лицо ладонями. Меня мутило.

— Вариант решения твоей проблемы.

— Чушь какая-то, — сказал я. К горлу подступил комок.

Сдержаться не получилось. Я вскочил и отбежал к зарослям крапивы.

Никита терпеливо ждал, мерцая в темноте огоньком сигареты.

Я вернулся, вытирая рот тыльной стороной руки.

— Перебрал, кажется, — сказал я виновато, садясь рядом с ним.

Мы сидели и молчали.

— Давай так, — сказал Никита. — Я тебе силу и власть, а ты мне душу. Идет?

Я снова засмеялся. Очень нервный получился смех, срывающийся.

— Странный ты парень, Никитос! — сказал я ему развязно.

Он ничего не говорил, пялился на меня, как на глянцевый разворот из «Плэйбоя».

Черт, да он же маньяк, осенило меня.