Он наклонил голову, вычерчивая прутиком на снегу какие-то замысловатые фигуры.

«Какой он трогательный и милый», — подумала вдруг Вера.

— Жаль, что не поговорили, — вырвалось у нее.

Все могло сложиться иначе. Не было бы Генриха и этой ужасной ночи.

И он, словно вновь прочитав ее мысли, проговорил:

— Генрих был у вас этой ночью.

— Откуда вы знаете? — глаза ее наполнились слезами.

— А вы ничего не помните? Ну да, вы были без чувств.

— Так это вы.

— Да, моя комната расположена по соседству с вашей. Я услышал шум, ваши крики, вошел и вышвырнул мерзавца. Вы не первая девушка, которая попадает здесь в подобную ситуацию.

Она молчала, глаза ее наполнились слезами. Он осторожно погладил ее руку.

— Ну-ну, будет! Он не успел причинить вам вреда. Кроме психологического, разумеется. Но ведь это забудется! Вы так молоды! Сколько вам лет?

— Восемнадцать, — едва вымолвила Вера.

— Восемнадцать! — задумчиво повторил он, словно эта цифра имела какое-то значение.

— И вы русская?

— Я не знаю Россию. Родители эмигрировали во время революции. Мама была беременна мною. Я родилась во Франции, — она как будто оправдывалась, хотя, разумеется, знала много из рассказов родителей и их друзей, которыми всегда был полон их дом.

— А что сейчас с вашими родителями. Почему вы здесь одна?

— Они умерли в прошлом году от какой-то инфекции. Диагноз так и не поставили. Оставили мне небольшое наследство. Вот я его и проживаю. Не самым удачным образом, — горько добавила она. Его расспросы помогали ей успокоиться. Она достала из кармана платок.

— Позвольте мне.

Он бережно промокнул ее глаза, тихонько дотронулся до щеки.

— У вас синяк на скуле. Ничего, это быстро пройдет. Давайте-ка я сделаю вам холодный компресс.

Соорудив из плотного снега лепешку, он протянул ее Вере.

— Нужно подержать минут пятнадцать. Отек спадет. Вера послушно приложила снег к щеке.

— А что вы делаете в Австрии?

— Учусь. Я училась музыке. Хотела стать пианисткой. Мне посоветовали Вену.

— И как? Вам нравится?

— Все школы одинаковы. Того, что нужно, никогда не найдешь.

Он улыбнулся.

— Вы умница. Жаль, что впечатление от Австрии так испорчено.

— Да. Еще вчера, когда они пели эту песню.

— Хорста Весселя?

— Ну да. Я никак не ожидала, что в этой глуши есть нацисты.

— Разумеется, есть. Они есть везде, — удовлетворенно проговорил Курт.

Вера вскинула на него испуганные глаза.

— Что вы так смотрите?

— Вы как будто рады этому. Вы сочувствуете нацистам, которые поют гимны штурмовиков, врываются ночью к женщинам, насилуют их, поднимают на них руку?.

— Бросьте! — жестко перебил Курт. — Генрих ворвался к вам не потому, что он нацист, а потому, что скотина. Грязная свинья! То, что он еще и нацист, — совпадение. Более того, ему никогда не быть хорошим нацистом.

— Вы тоже из них? — угадала наконец Вера, и глаза ее испуганно расширились.

— Разумеется.