4

Безупречное издание «Арабских ночей» Лейна, которое встречалось в викторианских библиотеках, вероятно, объясняет, почему название «Багдад» многим кажется волшебным. Для меня это одна из цитаделей романтики, значение которой невозможно переоценить, и потому я приближался к городу с особым волнением, прекрасно понимая, что он окажется в реальности чем-то совсем иным.

Когда автобус тем утром подъезжал к Багдаду, я вез с собой груз юношеских образов и сказал себе, что линия зданий и золотое сияние отдаленных мечетей — это и есть город халифов.

Мы пересекли реку по деревянному понтонному мосту, секции которого мягко проседали под тяжестью машин. Тигр возле Багдада примерно на 20 ярдов шире, чем Темза возле Лондонского моста: на западном берегу в зеленом обрамлении финиковых пальм виднелись дома с белыми балконами; на восточном берегу раскинулись современные багдадские кварталы, и главная улица пересекала путаницу мелких улочек и переулков. Синие небеса, теплый солнечный свет, длинная и широкая главная улица (называлась она не иначе как улица ар-Рашида), вдоль которой тянулись ряды лавок, а по проезжей части двигались многочисленные открытые экипажи с парами лошадей, — вот мои первые впечатления от Багдада.

Я вошел в отель на улице, названной в честь генерала Мода. Служащий, откликнувшийся на звон колокольчика, называл меня «сагиб»; в комнате для завтрака официант, который подал мне отлично приготовленную яичницу с беконом, тоже обращался «сагиб». Впервые в жизни со мной говорили в стиле произведений Киплинга; и это навело меня на мысли о том, что есть граница, где Запад начинает медленно таять, уступая место Востоку; когда Средиземное море остается далеко позади, а чуждые нам моря и Индийский океан приближаются и обретают реальность. Такой границей является Ирак. Индия отсюда — за ближайшим углом.

Я вспомнил о людях, которых знал, которые служили в администрации Ирака, а до того — на индийской гражданской службе, и внезапно многое стало мне ясно: яичница с беконом, чай и бисквиты в Рамади; добротность и британская основательность во всем.

Довольный таким умозаключением, я отправился взглянуть на Багдад.

5

В течение трех столетий до войны Ирак делил состояние полужизни-полусмерти с Оттоманской империей. Мировая война освободила его от застоя, и за десять лет британского мандатного управления здесь сформировалось самостоятельное арабское государство во главе с сыном Фейсала, которого зовут Гази.

Багдад, возможно, хранит тайное очарование, заметное лишь постоянным жителям, местным, но для случайного гостя это лишь большой город глинистого цвета, раскинувшийся на берегах реки, мутной и также имеющей выраженный цвет глины. При малейшем ветерке пыль от засохшей глины, порошок наподобие талька, заполняет все улицы. В истинно вавилонской традиции главный строительный материал здесь — глиняный кирпич, и, как башни и храмы библейских времен, основные архитектурные украшения — изразцы, которые в современном Багдаде скупо размещены на куполах немногих мечетей.

Ужасающая нищета и инерция старого турецкого правления все еще видны в Багдаде. Требуется больше десяти лет западного влияния, чтобы стереть из памяти и из традиции триста лет духовной и материальной коррупции. И в самом деле, новый дух борется со старыми формами существования; здесь есть больницы, общественные службы, отлично налаженная полиция, школы и растущее чувство национальной гордости, и все это может означать, что старое дерево, культивированное определенным образом, начинает давать новые побеги. Длинная главная улица с ее обветшалыми лавками и магазинчиками все еще сохраняет турецкий вид, хотя отдельные дамские парикмахерские или конторы водопроводчиков возвещают наступление нового дня.

Эта главная улица полна жизни. С утра до позднего вечера небольшие двуконные экипажи снуют по ней вверх и вниз.