– Доян, фас!

Пес бросился на него, в то время как я старался успокоить лошадь. Справившись с нею, я посмотрел на раиса: он безжизненно лежал на земле; Доян держал его шею своими большими клыками.

– Неджир-бей, малейшее движение или хотя бы слово будет стоить тебе жизни; этот пес еще страшнее, чем пантера. Я свяжу тебя и возьму с собою в Лизан; веди себя спокойно, не сопротивляйся, а то пес разорвет тебя в клочья.

Раис видел перед собой смерть и поэтому не осмеливался оказывать ни малейшего сопротивления. Прежде всего я отобрал у него оружие – ружье и нож. Затем связал его собачьим поводком, так же, как связывали и меня, и так же, как меня привязывали, я привязал его к стремени.

– Позволь мне, Неджир-бей, влезть на твоего коня; ты уже достаточно на нем насиделся. Вперед!

Осознавая, видимо, что сопротивление бесполезно, Неджир-бей с трудом, но повиновался. У меня и мысли не было воспользоваться моим теперешним положением и поиздеваться над беем, поэтому я молчал. Он сам прервал молчание, но так осторожно, что я догадался о его страхе: он, видимо, боялся, что при первом же неосторожном звуке собака перегрызет его шею.

– Господин, кто тебя освободил?

– Об этом ты узнаешь позднее.

– Куда ты меня ведешь?

– Это ты сейчас увидишь.

– Я прикажу высечь Мадану! – кипятился он.

– Не прикажешь! Где мое оружие и другие вещи?

– Их у меня нет.

– Ничего, они еще обнаружатся. Слушай, Неджир-бей, у тебя не найдется другой, лучшей лошади?

– У меня их достаточно!

– Это-то и приятно. Я посмотрю на них завтра утром и выберу себе одну из них за то, что ты велел меня застрелить.

– Шайтан тебе даст лошадь. Завтра ты будешь снова пленником!

– Посмотрим, посмотрим!

И мы опять замолчали. Он плелся против своей воли рядом с моей лошадью, пес дыханием обдавал его пятки; именно так мы и достигли Лизана.

За время моего отсутствия Лизан превратился в настоящий военный лагерь. На правом берегу Заба было так темно, что хоть глаз выколи, потому вся окрестность здесь была буквально усыпана кострами, возле которых лежали или стояли многочисленные группки вооруженных людей. Самый большой костер, как я заметил еще издали, горел перед домом мелека. Пустив лошадь рысью, я тем самым вынудил пленника также перейти на рысь. Несмотря на ночь, меня всюду узнавали.

– Чужеземец, чужеземец! – раздавалось везде, где я проезжал. И тут же вскрикивали: – Неджир-бей! В плену!

Скоро за нами двигалось, еле поспевая, многочисленное сопровождение. Так мы подъехали к дому мелека. Здесь собралось по меньшей мере семьдесят воинов. Первым, кого я заметил, был мистер Дэвид Линдсей, уютно пристроившийся около стены. Когда он меня увидел, то от удивления раскрыл рот. Затем этот долговязый совершил громадный прыжок ко мне и принял меня в свои объятия.

– Мистер, сэр! – вопил он. – Снова с нами? Heigh day, heissa! Huzza! Welcome! Hail, hail, hail!

– Ну не задавите же меня, мистер Линдсей! Другие тоже хотят со мною поздороваться!

– Э-э! О-о! A-a! Где вы были? Где?.. Что было, э-э? Сами себя освободили? Счастливый день! О-о, и вместе с пленником! Превосходно! Непостижимо!

Тут меня обняли и другие.

– Аллах-иль-Аллах! Это ведь ты! Благодарение Аллаху и Пророку! Теперь рассказывай! – услышал я голос Мохаммеда Эмина.

Амад эль-Гандур, стоявший рядом с ним, закричал:

– Валлахи, его посылает нам Бог! Теперь беде конец. Сиди, подай нам руки!

А сбоку в стороне стоял маленький бравый хаджи Халеф Омар.