– Мне? И не в чем? – вскричал он удивленно.

– А чем он провинился перед тобой?

– Я являюсь твоим другом и охранником, а он покусился на тебя. Это гораздо страшнее и подлее, чем если бы он меня самого взял в плен. Если я должен его простить, то пускай тогда он и у меня просит прощения. Я не турок, не курд и не трусливый насара, я – араб, который не даст в обиду своего сиди. Скажи ему это!

– Потом, когда мне представится такая возможность. А теперь влезай на лошадь! Ты же видишь, что все остальные уже верхом.

Мелек зажег новые факелы, и мы пустились в обратный путь. Теперь в отличие от нашего пути к пещере мы не были столь молчаливы. Только я один не участвовал в разговоре. Линдсей и Халеф пытались общаться на примитивнейшем английском, вкрапляя арабские словечки, а трое курдов – на их живом, родном языке, для меня почти непонятном.

Наше приключение породило во мне немало разных мыслей. В чем состояла власть, которой обладает Мара Дуриме и благодаря которой она предотвратила целую войну? То обстоятельство, что она была когда-то повелительницей, могло и не иметь здесь решающего значения.

Для того чтобы примирить за такое короткое время двух противников, которые столь резко разнятся по своему происхождению и вере, нужно было что-то еще, необыкновенное. И еще более невообразимо было то, что она смогла так быстро превратить дикого, несдержанного Неджир-бея в приветливого, кроткого, почти как ягненок, человека. Видимо, мне не доведется всего этого узнать, это так и останется тайной бея, мелека и раиса!

Другой бы человек хвалился тем, что имеет такое влияние на людей, такую власть над ними. Мара Дуриме была не только таинственным человеком, но и обладала, конечно же, незаурядным, выдающимся характером. Вот великолепный сюжет для человека, рыщущего по белу свету в поисках интересного предмета для описания! Сознаюсь со стыдом, что мне было бы гораздо интереснее вникнуть в глубины этой тайны, чем разбираться во всех этих конфликтах.

Вдали показались огни Лизана, и раис сказал:

– Теперь я вынужден с вами расстаться.

– Почему? – обернулся к нему мелек.

– Мне нужно отправиться к моим людям, чтобы сообщить им, что обстоятельства изменились и сейчас наступил мир. А то они могут потерять терпение и еще до рассвета напасть на курдов.

– Хорошо, иди.

Раис повернул вправо от дороги, по которой мы уже через десять минут были в Лизане. Люди приняли нас с любопытством. Своим громким голосом мелек созвал их в одно место, выпрямился в седле и объявил им, что военных действий не будет, так как такова воля Рух-и-кульяна.

– Мы расскажем курдам обо всем этом лишь утром? – спросил я мелека.

– Нет, пусть они об этом узнают тотчас же.

– Кто поедет к ним?

– Я, – отвечал бей. – Они никому так не верят, как мне. Ты поскачешь со мной, господин?

– Да, – подтвердил я, – только немного погодя.

Я повернулся к ближайшему от меня халдею и спросил:

– Ты знаешь дорогу в Шурд?

– Да, эмир.

– Знаешь ли ты, где там живет дочь раиса, Ингджа?

– Да, очень хорошо.

– А женщину по имени Мадана?

– Тоже знаю.

– Тогда бери лошадь и быстро скачи туда. Скажи им обеим, что они могут перестать волноваться и пусть спокойно ложатся спать, потому что наступил мир. Раис стал моим другом и не будет на них гневаться за то, что они отпустили меня.

Я чувствовал себя обязанным быстрее дать знать обеим женщинам, сыгравшим такую важную роль в этой истории, о благополучном завершении событий, потому как предполагал, в какой большой тревоге находятся они, ожидая возвращения раиса и его гнева.