Он имел в виду арнаута. Тот мрачно слушал нас и затем разразился бранью.

– Я никуда не уйду! Я тоже отстаиваю право своего господина!

– Ну и оставайся! – просто сказал незанум. – Если твой господин не найдет жилища, это будет твоя вина.

– Кто эти мужчины, говорящие, что они состоят под защитой падишаха? Не арабы ли они, которые в пустыне грабят и крадут, а здесь, в горах, тиранят господ?..

– Хаджи Халеф! – крикнул я громко.

Вошел маленький слуга.

– Халеф, этот хавас смеет нас оскорблять. Если он скажет еще хоть слово, которое мне не понравится, – он твой.

Вооруженный до зубов арнаут смотрел сверху на Халефа с явным презрением.

– И я побоюсь этого карлика, я, который…

Дальше он ничего не сказал, он попросту не мог этого сделать, лежа на полу, придавленный коленями моего маленького Халефа. Левой рукой тот охватывал шею хаваса, правой вытаскивал кинжал.

– Можно, сиди?

– Пока нет, но скажи ему, что он – труп, если состроит еще хоть раз недружелюбную гримасу.

Халеф отпустил его, и арнаута подняли с земли. Глаза у него гневно блестели, но что-либо предпринять он уже не осмеливался.

– Пошли! – повелел старосте арнаут.

– Ты хочешь, чтобы я тебе показал жилище? – спросил староста.

– Пока да… Но когда прибудет мой господин, я пошлю его сюда, и тут уж решится, кто будет спать в твоем доме. Он также рассудит спор между мной и этим арабским слугой!

И они вместе ушли. Пока старосты не было, компанию нам составил один из его сыновей. Вскоре нам передали, что там, где мы будем спать, уже все готово.

Нас привели в покои, где для нас были сооружены два устланных коврами ложа. В середине покоев стоял сервированный стол. Скорость приготовления и все убранство заставляли предполагать, что староста не принадлежит к бедным жителям этого села. Его сын сидел с нами, не принимая, однако, участия в ужине, – этим нам оказывалось уважение.

Жена старосты и одна из его дочерей прислуживали нам. Сначала подали шербет. Мы пили его из симпатичных фарфоровых чашек, что здесь, в Курдистане, большая редкость. Затем нам подали вальквапамази – пшеничный хлеб, поджаренный в меде; к нему, правда, предложили финдику – салат из фисташковых листьев, который не совсем подходил к пшеничному хлебу.

Затем следовал молодой визин – козлиное жаркое с рисовыми клецками, плавающими в собственном бульоне, к этому еще бера аш – печенье, жесткое, как мельничные жернова, крайне соответствующее своему названию. Два маленьких жарких как продолжение ужина показались мне довольно аппетитными. Они были прожарены до румяной хрустящей корочки, мне подумалось, это голуби. Это была на самом деле изысканная еда, правда, с несколько непривычным вкусом.

– Это, наверное, кевук – голубь? – спросил я молодого человека.

– Нет, это летучая мышь.

Гм! Неожиданный гастрономический изыск! Вошел староста. На мое приглашение он подошел и присоединился к нам; на протяжении всего времени на жестяном подносе горела, благоухая, ароматная мастика. Теперь, когда появился хозяин дома, нам подали главное блюдо. Это было квапаме – баранье жаркое со сметаной, рисом и луком. Когда мы основательно наелись, начальник махнул рукой. Тотчас же принесли закрытую крышкой миску, которую он принял с важным видом.

– Угадай, что это такое? – спросил он меня.

– Покажи!

– Это блюдо, которое ты не знаешь. Его готовят только в Курдистане, где живут сильные и мужественные мужчины.

– Ты интригуешь меня!

– У того, кто съест это, силы удвоятся, и он не побоится больше никакого врага.