– Нет, ей пять, – пробормотала я, разгоняя ленту.
На лице женщины застыло удивление.
– Рановато ты хвост перед мужиками задрала. А на вид не скажешь, что на передок слаба.
Я рассмеялась.
– Да, ладно, Криста, как ты умудрилась? Ты же ухажёров от себя как блох гоняешь. И вдруг такая взрослая дочь. Что, кто силой взял?
Моя улыбка стала шире.
– Племянницу я воспитываю, – сжалилась я, наконец, над женщиной.
– Ааа, тьфу на тебя, а я уже понапридумывала. Мало ли, ты девушка красивая, видная, фигуристая. Краски на лице многовато, но это дело молодое. Повзрослеешь, и даже красоту наводить лень станет. Я тоже портативными «МейкАпами» по молодости грезила, а сейчас блеск на губки и красотка. Племянница, значит.
– Да, я её с пелёнок таскаю. Как она родилась, так я сюда и пришла.
– А болеет чего?
– Сердце.
– Так всё серьёзно?
Я кивнула.
– Да, – протянула рыжеволосая, – не снасильничали, так чужое больное дитё подсунули. Денег то поди на лекарства и врачей прорва уходит?
– Много, – я автоматически скидывала лук в утиль, – но прока от них нет. Не помогает ничего. Доктор каждый раз новое выписывает. Что за диагноз, толком не говорит. А Юле всё хуже.
– Ну, а сама чего?
– А что я, – послав тяжёлый взгляд напарнице, замедлила ленту, – ну посмотрела я его записи, официальной то карты нет. Синдром какого то мужика, я о такой болезни и не слышала. Был бы полис медицинский – уже вылечили давно. А так нет ребёнка – нет и болезни.
– Тяжело, а мать то где её? – женщина, кажется, и вовсе о работе позабыла. Видя, что от нас укатывается гнильца, я снова сбавила обороты.
Где мать? Да кто её знает. Шляется невесть по каким барам. Связалась на мою голову со своим мужиком недоноском. Одна надежда была на то, что его упекут в колонию и сгноят где нибудь за Плутоном. Но этот скользкий тип свои мутные дела на районе вёл чисто и аккуратно. Недомерок.
– Не знаю я, где её носит, – потерев нос, я проверила степень наполненности ящика. – Пришла с ночной смены, и её нет и последняя счёт карта исчезла. Юла не спит, бледная, уши синюшные. А куда мне деваться, пришлось вести в приют. Ей воспитатель доктора уже вызвал, теперь ещё платить ему. А нечем. Всё, что сейчас заработаю, завтра ему и отдам.
Меня, кажется, прорвало. Схватив гнилой овощ, я с силой бросила его в ящик, за ним второй. Меня прямо разбирало от гнева. Я всегда была вспыльчивой и агрессивной. Все говорили неустойчивая психика. Пытались воспитывать, ломать. Только я рано поняла, что по другому просто нельзя. Лучше быть злой, чем вечно битой.
– Если сестра такая, так гони в шею, – напарница, видя моё состояние, выгребла неликвид и с моей стороны ленты. – Чего паразитку на себе тащить! У меня сын всё с дома тянул. А как дверь перед его носом закрыли – через полгода приполз. Пока как шелковый ходит.
– Не могу я её выгнать, у неё доки есть. Ну и Юла держит, а то возьмёт и заберёт её мне назло.
– Её ребёнок – пусть и возится, – проворчала, кажется, всё же Нора.
– Мой это ребёнок, – возразив, одарила женщину хмурым взглядом. – Я ночи не спала с ней на руках. Первые зубики, колики, всё приступы, больницы – всё через меня прошло. Я сестрицу лучше где пристукну, чтобы не отобрала у меня Юлу, чем рискну её погнать.
– Тоже вариант, – женщина усмехнулась, – иногда такие ситуации бывают, что лучше вот так радикально.
Я мотнула головой. Я любила сестру. Ту Анику, что осталась в моём детстве. Сестру, что учила меня читать и писать, устраивала дома школу и заставляла зубрить свою её домашнюю работу. |