Она всегда была оптимистом и когда наши соседи спешно покидали свои дома, она с улыбкой смотрела им вслед.
Зря!
Да, бояться марсиан не нужно было. Знали бы мы тогда, что на нас нападут свои же.
После ухода армейских частей, в городок ворвались дезертиры. Сначала эти трусливые шакалы орудовали на окраинах, совершая набеги на бедные кварталы. Они, как туча саранчи, опустошали один дом за другим. Хватали все: и вещи, и снедь. Да если бы только это! До нас с утра упорно долетали слухи, что, обнаглев от безнаказанности, эти нелюди принялись насиловать женщин. Всех, не взирая, на возраст и здоровье. Об этом шептались на каждом углу, но почему то все были уверенны, что это происходит где то там, далеко от нас, в кварталах, где расположены бордели и дешевые мотели с сомнительной репутацией.
Наша наивность не знала границ.
Когда стало понятно, что к чему. Моя проворная матушка только и успела, что запихнуть ничего не соображающую от ужаса меня в узкий чулан для робота уборщика. Когда она попыталась закрыть дверцу, я словно в себя пришла.
– Мама! Нет, – я протянула руки к ней в попытке затащить ее к себе, но мои ладони лишь скользнули по мягкой синей ткани ее домашнего платья. – Мама, ты должна спрятаться со мной.
– Здесь слишком тесно, солнышко, – мягко произнесла она и улыбнулась мне, на мгновение, заставив поверить, что все хорошо.
Ее длинные роскошные светлые локоны обрамляли такое родное лицо с умными и добрыми зелеными глазами. И я поверила, что все несчастья обойдут нас стороной. Что мама знает, что делает, ведь она, в отличие от меня, такая смелая и проворная. Это я трусливая копуша. А моя мамочка и горы свернуть сможет.
– Я спрячусь наверху, милая. А ты сиди тихо и не шуми, а то выдашь нас обеих. Все хорошо, солнышко. Ты главное, никогда ничего не бойся и хватайся за любую соломинку, что протянет тебе судьба! – с этими словами она захлопнула дверь, и я услышала, как она придвигает небольшой легкий шкафчик, видимо, чтобы кладовку чужаки не заметили. До меня донесся стук ее каблучков. Мама прошла к лестнице и все стихло.
Но тишина продлилась лишь какие то секунды. То, что произошло дальше, уничтожило всю мою жизнь.
Я слышала, как с грохотом выбили дверь. Как в задоре заорали мужики. Топот их тяжелых ботинок был слышен повсюду. Завопила и мамочка, я словно оцепенела. Понимала, что нужно выбираться, что нужно ее спасать. Что она не спряталась, как обещала, не успела, не смогла. Но каждый ее крик, крик единственного родного человека, вгонял меня в ступор. Я онемела и никак не могла заставить себя хоть двинуть пальцем. Даже дышать было сложно. Вдох с болью прорывался в легкие. Ее стоны словно врезались в мой разум. Внутри я билась в истерике, а физически стояла нешевелящейся статуей. Животный ужас липкой мерзкой змеей пробрался в мою душу и скрутил сердце. В голове набатом звучал его бешеный стук.
Не знаю, сколько это все продолжалось. Мама молчала. Исчез топот армейских ботинок. Дом погрузился в такую жуткую и шокирующую тишину. Я стояла, не двигаясь. Только мое сердце колотилось, как сумасшедшее. Тело же словно сковало тысячами цепей, каждая из которых душила и отбирала возможность здраво мыслить.
Спустя очень много времени, будто проскользнула мимо меня целая вечность, шкаф отодвинули. На меня стеклянными глазами на посеревшем и сморщенном лице смотрела соседка, женщина преклонных лет. Я же, не веря себе, оглядывала ее изодранную одежду и руки в свежих синяках. Избили. Ее в таком возрасте и избили.
Нелюди! Скоты! Мрази!
– Чулан, – старчески выдохнула она, – а я и не додумалась, что можно припрятаться в нем. Хорошо вы придумали, кто не знает планировку дома и не сообразит, где искать.
Я смотрела на нее как полоумная и не понимала, о чем она толкует. Передо мною стояла старая избитая женщина. Но это было только начало моего личного кошмара. |