Мы проходим мимо большой хижины из листвы; вблизи нее на высоком шесте реет французский флаг. Напротив — хижины кули, работающих в поместье. Мы поднимаемся на довольно крутой холм и добираемся до дома, что стоит на небольшой возвышенности — своего рода предгорье Мон-Табо, — господствующей над лесами и морем.

Лошадь поставили в загон, бросили ей добрую охапку зеленой листвы и дали вволю овса. Дом очень удобный. Это значит, что он продувается со всех сторон и является образчиком колониального жилища, построенного так, чтобы было побольше сквозняков. Первая двустворчатая дверь выходит на море; другая дверь, расположенная как раз напротив, обращена в сторону леса; справа и слева — широкие окна, и мы сразу же открываем жалюзи. Мы чувствуем себя как на крытой танцплощадке. Глубоко дышим, вдыхая благословенный ветер с моря, драгоценный для организма, необходимый на этих знойных широтах для кровеносной системы человека.

Погода сейчас превосходная, но через несколько часов грозное солнце экватора обрушит на нас, что бы мы ни делали, свои испепеляющие лучи. Пока дамы распаковывают привезенную провизию и отдают распоряжения слугам, мы с господином Дюпейра отправляемся на охоту за дичью. Как опытные, но не особенно взыскательные охотники, захватываем корзину со всякой всячиной.

Предместье Кайенны, с точки зрения охоты, разумеется, напоминает окрестности Парижа. Пустынные большие леса, где растут огромные, странного вида растения, саванны, покрытые травой высотой с лесную поросль, бамбуковые рощи. Колибри запросто летают в компании больших желтых бабочек; на плантациях злаковых культур живут не только цикады, но и некоторые другие насекомые, с которыми мы вскоре познакомимся. Однако нигде никакой дичи. Между тем мой спутник выражал надежду, что нам попадутся садовые овсянки и морские жаворонки. Мне и этого было бы достаточно.

Итак, мы отправляемся. В тридцати шагах от дома взлетает садовая овсянка. Я старательно в нее целюсь и, как водится, промахиваюсь. Мне тридцать один год, а охочусь я с пятнадцати лет. Мои спутники по охоте, коллеги из парижской прессы, любезно создали мне репутацию меткого стрелка. Допуская, что этим я обязан скорее их доброму отношению, чем собственным заслугам, я все же думаю, что она в какой-то мере обоснованна.

Ну что ж, смиренно признаюсь: я чувствую себя глубоко униженным из-за того, что промазал, стреляя в птицу, взлетевшую у меня прямо из-под носа. Я огорчен еще и потому, что испытывал новое ружье, замечательный «чокбор», который перед отъездом мне подарил мой добрый друг Гинар, оружейник с авеню Опера. Добираемся до пляжа. В двадцати пяти шагах взлетает, щебеча, морской жаворонок. Бац!.. Бац!.. Мимо. Теперь я уже не только удивлен, но и слегка ошеломлен. Ведь мое ружье превосходно! Мы испытывали его в Париже и убедились, что оно бьет точно в цель. Почему же, черт возьми, меня преследуют неудачи?..

Господин Казальс обещал устроить для меня недели через две охоту на «майпури» (так на местном наречии именуется тапир). Кроме того, мне предстоит охота на ягуара и гигантского муравьеда, с которыми шутки плохи. Если перед этими хищниками я спасую так же, как сегодня перед птицами, считайте — моя песенка спета. Мне придется распрощаться с читателями «Журнала путешествий» и с билетом третьего класса отправиться в мир иной.

Тем временем господин Дюпейра постреливает с другой стороны, в скалах.