Ваш искренний и преданный друг».

Федоровскому не составило большого труда расшифровать подлинный смысл внешне невинного письма. Случалось, что его кишиневский «друг» прибегал и к более сложной шифровке.

Федоровский еще раз внимательно перечитал письмо из Кишинева, спрятал его в сейф, снял телефонную трубку и назвал телефонистке номер. Услышав ответ своего собеседника, не называя себя по имени, тихо сказал:

— Добрый вечер, месье Клюзо. Нам необходимо встретиться. Да, желательно сегодня. — Получив утвердительный ответ, он продолжал: Надеюсь, не изменили своим вкусам? Отлично, тогда пообедаем в «Медведе». Да, это русский ресторан на площади Дюпле, мы там уже бывали. Вам понравилась кухня, особенно пельмени.

Федоровский быстро спустился на первый этаж, попросил Спиридоныча тиснуть еще одну первую полосу, сложил ее и спрятал в карман. На улице он поймал такси; шофер оказался русским, и ему не пришлось объяснять дорогу. У входа в ресторан Федоровского, как старого знакомого, почтительно приветствовал огромного роста бородатый швейцар, обряженный в сапоги и красную косоворотку, подпоясанную широким кушаком. Федоровский уже привык к стилю а ля рюсс, который эксплуатировали в целях рекламы предприимчивые рестораторы, однако не мог сдержать улыбки. Он занял столик подальше от площадки, на которой в живописных позах расположился цыганский оркестр. Еще издали Федоровский заметил элегантную фигуру входящего в зал Патрика Клюзо и помахал ему рукой. Принесли отпечатанное на русском и французском языках меню, и Клюзо сосредоточенно углубился в его изучение. Федоровский молчал, не решаясь оторвать француза от важного занятия.

— Пельменей сегодня, кажется, нет, — разочарованно заметил Клюзо, отрываясь от карточки. Он говорил по-русски без акцента, но слишком правильно, выделяя каждое слово, как говорят на чужом языке иностранцы. Впрочем, иностранцем Патрика Клюзо можно было назвать с известной натяжкой. Он родился в Петербурге в семье французского коммерсанта и русской женщины и окончил там же русскую гимназию.

— Русские пельмени, Владимир Павлович, скажу я вам, гениальное блюдо. Просто, вкусно и сытно. И без всяких там соусов и прочих аксессуаров нашей кухни. Ну ладно, на нет и суда нет, как говорят в России.

Он заказал жюльен из грибов, борщ гвардейский, паровую осетрину и гурьевскую кашу. Федоровский не стал долго раздумывать и последовал его примеру.

— Что будут пить господа? — осведомился официант с лицом потомственного русского аристократа.

— Водку и только водку, мой дорогой. Что еще можно пить за русским столом? — весело произнес Клюзо и подмигнул Федоровскому.

Федоровский, живя за границей, твердо усвоил, что здесь не принято за обедом говорить о делах, и потому они непринужденно болтали о всяких пустяках.

Подали кофе, и Клюзо, сделав маленький глоток и закурив сигару, сказал:

— Итак, милейший Владимир Павлович, слушаю вас. Вижу, вам не терпится.

Федоровский незаметно огляделся по сторонам, убедился, что соседние столики пусты.

— Только что я получил письмо из Кишинева, от моего друга. Вы его должны помнить, я вас знакомил, когда он приезжал в Париж.

— Конечно, помню. Новосельцев его фамилия. Тот самый, который всучил нам информацию о строительстве военного завода в Тирасполе и концентрации русских войск на соврумынской границе в районе Дубоссары — Тирасполь. Мы проверяли через надежные источники. Чистейшая липа. Оказалось, русские начали строить в Тирасполе консервный завод.