На сей раз за пятнадцать минут, пока доехали до музея, Веронике пришлось раз десять воззвать к стыду и совести и примерно столько же раз пообещать вызвать в школу родителей. И за тот же самый отрезок времени ей, со своей стороны, пришлось выслушать пространную нотацию от контролера и множество кратких замечаний и выражений сочувствия от пассажиров.

Смотреть картины после такого позора пропало всякое желание. Она невидяще скользила взглядом по полотнам и экспонатам, мечтая об одном — поскорее очутиться дома, в тишине, в кресле, где поджидал ее новенький детектив… Хотя, впрочем, скорее всего он поджидал ее в руках Маришки.

И к тому же до этого счастливого мгновения требовалось пережить-таки культмассовое мероприятие.

Минут десять седьмой «Б» покорно следовал было за экскурсоводом. Держались вместе, стояли сравнительно спокойно и слушали почти что молча. Кое-кто даже шуршал блокнотом, записывая. Но едва только перешли во второй зал, как Вероника насторожилась. Безымянное учительское чувство подсказало ей, что детей в поле зрения осталось маловато. Кого-то из класса уже явно недоставало! Моментально пересчитав учеников, она метнулась обратно в первый зал… Так и есть: Новиков и Беспечный нахально развалились на музейном диване!

При виде классной руководительницы паршивцы ничуть не смутились, а только чуть приподнялись и заныли гнусаво: «А мы уста-а-али! Верони-и-ика Заха-а-арна, мы спа-а-ать хотим!»

Терпение в конце концов изменило Веронике. Взвизгнув «Да что же это такое!», она подлетела к мальчишкам и непедагогично цапнула было ближайшего Новикова за ухо, но тут сонливость у обоих чудом прошла, и, вывернувшись из-под ее руки, они резво метнулись догонять остальных.

Утроив бдительность, Вероника зорко следила теперь, все ли на местах. Временами ей приходилось шипеть: «Да замолчите же!», временами — дергать за руки, так и норовящие ткнуть пальцем в особо ценный экспонат. Помочь присматривать за детьми было некому: Карпова, по-видимому, поглощенная личной жизнью, в этот раз прийти не смогла.

Однако в целом все шло без особых происшествий. Наиболее дисциплинированная часть класса послушно отбывала нужный срок перед каждым стендом, слушая старушку экскурсовода и иногда даже задавая вопросы — судя по ее довольному виду, не совсем нелепые. «Запомнить, кто нормально себя ведет! — мимоходом отмечала Вероника. — На уроке задать устный отзыв об экскурсии… поставить в журнал…»

Правда, менее организованная часть учащихся уже неудержимо рассыпалась по залу и свободно общалась с искусством, время от времени фыркая: «Глянь, Ксюха, тут такой секс!» или вполголоса восклицая потрясенно: «Ни фига себе подсвечник! Таким убить можно — правда ж, Вероника Захаровна?» Однако Вероника Захаровна только посылала в ответ красноречивые взгляды либо тихонько грозила кулаком, из последних сил дожидаясь конца культмассовой процедуры.

…Неожиданность случилась с ней в тот момент, когда остатки наиболее добросовестной части седьмого «Б» переместились к стенду «Средние века и раннее Возрождение. Итальянская школа».

Постояв вместе с ними некоторое время, она вдруг поежилась, явственно почувствовав на себе чей-то взгляд.

Встревоженно оглянулась. Две смотрительницы беседовали у входа; никаких других посетителей, кроме детей, не было видно. Так откуда же взялось неуютное ощущение ЧУЖОГО ВНИМАНИЯ?

Она еще раз огляделась…

И тут-то встретилась глазами с женщиной.

Эта женщина в диковинных одеждах, сидящая у окна, по-видимому, давно уже разглядывала ее с противоположного конца зала, снисходительно улыбаясь самыми уголками губ. Но улыбка не производила впечатления насмешки — скорее выражала дружелюбный вопрос, что-то вроде «Ну, как ты там, бедняжка? Все прыгаешь? Суетишься?» Будто школьная подружка или любимая тетка, по-свойски посмеиваясь, расспрашивала ее о жизни.