По прибытии в Холмогоры я получил назначение в батальон, командиром которого был Кулагин, а комиссаром — Власов, оба весьма тактичные и скромные люди. Принял отделение связи, в котором числилось 50 человек, что было сверх всякой нормы по уставу.

Практически на следующий же день меня временно назначили начальником штаба батальона. Понятно, что на этой должности после полковой школы делать было нечего, однако это «временно» затянулось на целый год. Правда, летом был перерыв на три месяца, когда проводился территориальный сбор, на который собирались все лица призывного возраста, проживающие в районе и не проходившие действительную военную службу.

В феврале 1926 г. наш батальон получил первую радиостанцию. По тем временам это было весьма громоздкое хозяйство, к нам в подразделение ее доставили на пяти подводах. Никто из нас еще не слышал собственными ушами радио, потому интерес был огромный. Вдвоем с комиссаром Власовым мы приняли оборудование и распаковали его. Для монтажа антенн нам понадобилась проволока, которой в нашем хозяйстве не оказалось. Я решил съездить в Архангельск: вспомнил, что на чердаке казарм «Восстания» лежит колючая проволока. Привез три бухты для оттяжек к столбам. После установки репродукторов — два в казармах и один в Холмогорском клубе — и зарядки множества аккумуляторов радиостанция начала работать.

Казалось, что все устроилось лучше некуда, однако в скором времени эта история получила неожиданное продолжение. Как-то в марте сижу я в штабе один. Вдруг заходит незнакомый мне гражданин в совике, спрашивает комбата. Я отвечаю, что комбат еще не приходил, неизвестный подходит к коммутатору и берет телефонную трубку. «Не трогай, гражданин», — кричу я ему, но он и слушать меня не желает. Тогда я беру его за шиворот и выбрасываю в коридор. Человек стремительно освобождается от совика, и я вижу шинель, а потом две шпалы. Оказалось, что это был заместитель командира полка по административно-хозяйственной части.

Пришел комбат, и недоразумение уладили. А часа через два мне была объявлена благодарность за бдительность. Прошел еще час, и фортуна повернулась ко мне спиной. Наши командиры пошли осматривать хозяйство батальона. При виде колючей проволоки, которую мы использовали для оттяжек антенны, замкомполка заорал на меня благим матом. В выражениях он не стеснялся, а его кулак постоянно торчал перед моим носом. Только тогда нам стала понятна причина внезапного приезда высокого начальства. Все остатки колючки были срочно собраны и отправлены обратно в Архангельск. А мне на прощанье было сказано: «За воровство накажу». Однако никаких последствий эта угроза не имела.

Зимой 1927 г. у нас прошли полковые соревнования по лыжам. Это было серьезное испытание на выносливость, ведь пройти нам предстояло 80 км. Я занял тогда второе место.

Силами военнослужащих и жен комсостава мы поставили спектакль «Красные дьяволята». Премьера прошла успешно. С этим спектаклем связано еще одно воспоминание. В тот вечер я поздно возвращался в казармы и вдруг услышал выстрелы часового у склада с боеприпасами. Заскочил в расположение части, объявил тревогу, а сам побежал к складу. Горела двухэтажная конюшня, которая одной стеной вплотную примыкала к складу. На 2-м этаже конюшни находился сеновал, видимо, он и стал причиной пожара. Положение складывалось угрожающее, так как от конюшни стал заниматься и наш склад, а никого из командования рядом не оказалось. Пришлось в нарушение устава самому отдать приказ, подоспевшие по тревоге красноармейцы взломали замки и стали выносить боеприпасы к реке. Взрыв склада мы предотвратили.

В конце 1927 г. моя срочная служба подошла к концу. Совместно с писарем штаба Гусевым И.