— Всё, Женька, куда разошёлся, кончилась музыка! Ему больше не наливать… Егор, ставь следующую…

На этом представление закончилось, и пока парни выходили из студии, многие слушатели из местных работников хлопали их по плечу. Сыграно было действительно великолепно и задорно. Я вернулся к микрофону:

— Ну а мы продолжим. Сейчас прозвучит пятая песня, заключительная. Исполнять её, в необычной манере, будут студенты Московского музыкального института Максим Творцов и мой тёзка Александр Пахмутов.

Пока они готовятся, я опишу, как она была написана. Называется песня «Яйца Фаберже». Она в списке запрещённых. Сама история, надо сказать, забавная и в чём-то поучительная. Начиналась она так. В прошлом году, ещё до войны, я привёз сестру в Москву учиться на врача. Она познакомилась с другими поступающими, и в свободное время они пошли в музей. Тот привёл её в полный восторг, и сестра подбила меня тоже сходить, описывая скульптуры и красоты, которые видела, в частности, яйца ювелира Фаберже. Это сейчас я знаю, что это ювелирные изделия вроде пасхальных яиц и действительно очень красивые, а тогда у меня сложилась такая параллель: ювелир Фаберже — его яйца в музее. Отрезал, что ли? Тут ещё сестра добавила: «Они так блестят…» Ну не знаю, у котов вон тоже блестят. А что, может и такое быть, мы русские вообще странные. Конечно же я загорелся немедленно идти в музей посмотреть на такую диковинку. Когда я вошёл в зал, где были выставлены яйца Фаберже, и увидел их, я так хохотал… Припоминая этот казус с недопониманием, я советую товарищам радиослушателям, чтобы не попадать в просак, подробнее объяснять собеседникам что и как. Я вот теперь учёный. Когда я возвращался из Москвы к своим, то написал песню об этом случае. Таня, которая её конечно же слышала, почему-то посчитала, что в ней упомянута она, и потребовала больше её не исполнять. Но вот я не выдержал и решил, что её должны услышать все. Правда, сегодня ночевать домой лучше не возвращаться. У Тани крепкий кулачок и удар поставлен. Я это точно знаю, сам ставил. На борту судна переночую, а пока в рейсе буду, она отойдёт. На этом всё, я прощаюсь с вами дорогие радиослушатели до осени, и сейчас звучит эта, на мой взгляд, замечательная песня.

Я вышел в коридор, где курил главный редактор. Слегка покачивая головой, чуть прикрыв глаза, он слушал песню. А певцы выкладывались. Почти полная копия исполнения её группой «Ногу свело», разве что музыкальные инструменты не дотягивали до того уровня в будущем. Ну и текст я немного доработал.

Пройдя в комнату для отдыха, сам налил себе чаю и сел на старую софу, делая маленькие глотки. Руки чуть подрагивали. Это не нервы, это я мышцы рук перетрудил — мы сегодня с дедом днём устроили ходовые испытания моему буксиру, и сейчас тот стоял пришвартованным к нашему мостику.

Чуть позже и мои все здесь собрались. Где что лежит, все знали: не в первый раз тут, так что доставали печенья и разливали чай. Все были в радостном возбуждении после выступления. Всё, сезон отработали, теперь они сами, без меня будут выступать хотя бы пару раз в неделю в госпиталях, чтобы навык не терять, пока я буду отсутствовать. Мама — за старшую. Через два месяца учёба у неё закончится, и, надеюсь, времени у неё станет чуть больше, чтобы заняться нашей музыкальной командой, которую я собрал с бору по сосенке. Но коллектив действительно получился отличный, такая сыгранность… и мама это хорошо понимала, держалась за каждого. Хотя с Таней было немного сложнее: она и училась, и работала медсестрой, её повысили из санитарок, всё же на второй курс перешла.

Я провернул-таки задуманную аферу, хотя как раз аферы и не получилось. Сами всё дали. Зимой, когда немцы были близко от Москвы, мы с Таней пришли к главврачу больницы, где она трудилась вот уже больше полугода санитаркой, и попросили его написать ей характеристику для выделения жилплощади.