Обиднее всего было то, что все ее жертвы оказались напрасны. Защита курсовой прошла на удивление легко. От кафедры на ней присутствовал только сам полковник Проскурин. Кроме него в аттестационную комиссию входили два незнакомых Анне подполковника и сам Соболев. Вчетвером они выслушали доклад Анны – она жутко волновалась, тем не менее сумела рассказать о проделанной работе, почти не заглядывая в свои шпаргалки. Затем слово взял Соболев. В целом он положительно охарактеризовал представленную ею работу, но говорил как то вяло. По мнению Анны, ее труд заслуживал более высокой оценки. Затем подошло время вопросов. Но начальник кафедры демонстративно хранил молчание, а подполковники о чем то пошептались между собой и после недолгого совещания выставили оценку «отлично». Анна, настроившаяся на настоящий научный диспут, осталась, мягко говоря, разочарована. Тем не менее на выпускном курсе она снова взялась писать диплом под руководством Соболева. Защита дипломной работы мало отличалась от защиты курсовой. Разница состояла лишь в том, что на этот раз аттестационная комиссия была чуть шире по составу. Но теперь Анна уже знала, что и диплом, и курсовую она писала по темам, предложенным военной разведкой, как и то, что ее научный руководитель является кадровым офицером разведчиком и после окончания института она также станет сотрудницей ГРУ – распределение состоялось за месяц до защиты дипломных работ…
– Леди и джентльмены, наш самолет приступил к снижению. Просим вас пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение… – объявил записанный на пленку голос бортпроводницы на английском и русском языках, и Соболь сейчас же открыл глаза.
– Так и не спала? – перехватив взгляд Анны, спросил он.
– Почему, я вздремнула, – соврала она.
Соболь конечно же распознал ложь, но ничего не сказал, лишь усмехнулся и отвернулся к иллюминатору. Анне стало так стыдно за свой обман, что она так и не решилась заговорить с ним и до самой посадки не произнесла ни слова.
Паспортный и таможенный контроль в белградском аэропорту занял немного времени. И уже через час с небольшим Анна с Соболем, нагруженные сумками с видео– и телеаппаратурой, вышли в зал прилета, где их ожидал сотрудник посольской резидентуры с вызывающей сочувствие фамилией Сиротин. Перед вылетом из Москвы Анна старательно запомнила его фотографию, поэтому сразу узнала посольского разведчика среди немногочисленных встречающих аэрофлотовский рейс. Впрочем, ошибиться было невозможно. Офицер держал в руках табличку с их легендированными фамилиями. Позже, когда Сиротин на своей машине привез их на конспиративную квартиру, Анна поинтересовалась у него, не повредит ли столь демонстративная встреча конспирации. В ответ посольский разведчик лишь усмехнулся.
– Я же помощник нашего атташе по культуре, так что встретить корреспондентов нашего телевидения моя прямая обязанность. Тем более после недавнего теракта.
Слова о чудовищном теракте в Приштине, унесшем жизни семи работников российского консульства и четырех югославских граждан, прозвучали как то уж чересчур обыденно. Анна даже поморщилась. Однако Соболь не стал заострять на этом внимание.
– К делу, – сказал он. – Кто занимается расследованием обстоятельств взрыва?
– Местная полиция. Но на них надежды мало, – со вздохом заметил Сиротин. – Захотят, передадут нам собранные материалы, а не захотят, нет. С тех пор как Косово получило автономию, они и Белград не очень то жалуют. Правда, при взрыве погибли двое полицейских, охранявших консульство. Может быть, гибель коллег заставит косовскую полицию проявить усердие.
– Наши официальные лица участвуют в расследовании? – задал следующий вопрос Соболь.
– Шеф направил в Приштину своего первого зама. Но что тот может. Ведь официально мы не имеем права вести оперативно разыскную деятельность в стране пребывания. |