Карта была очень детальной, и мы получили ценнейшие указания. Но географы сообщили, что за точность карты они не ручаются, так как местность эта плохо исследована и, насколько известно, совершенно необитаема (проводник Карлос как будто держался того же мнения, но высказывался не категорически - больше повторял "Quien sabe?"). Географы предупреждали нас также, что местность эта подвержена частым землетрясениям вследствие активной деятельности целой цепи вулканов. Впрочем, это предостережение можно было бы в равной мере отнести и к тем участкам Андийской цепи, где мы уже побывали. Пока что нам тут не приходилось страдать от землетрясений; оставалось надеяться, что и в дальнейшем все обойдется благополучно.

- Да, - сказал Соловьев, перечитывая письмо географов, видно, гости из космоса лучше нас освоили этот трудный участок. Карта просто великолепна; впрочем, ее точность мы вскоре проверим на деле.

Я заметил, что при этих словах Осборн поежился, словно от холода. Меня это немного удивило, хотя все уже привыкли к тому, что Осборн очень болезненно воспринимает всякие сомнения не только в существовании марсиан, но и в том, что у них исключительно высокий уровень развития. Он решительно был уверен, что на землю прилетали именно марсиане, и если Соловьев высказывал предположение, что это были гости с другой какой-нибудь планеты, Осборн смотрел на него с таким удивленным видом, будто ему пытались доказать, что дважды два это три с половиной.

Но ведь на этот раз Соловьев не сказал ничего особенного, да и вообще, по-моему, пора было бы Осборну привыкнуть. Однако я видел, что Осборн сразу начал нервничать, кусать, губы, тонкое лицо его потемнело от еле сдерживаемого раздражения. Соловьев, к сожалению, смотрел на карту и не видел, что творится с англичанином, а я не мог его предостеречь. И разговор продолжался.

- Да, уж надо бы нам на этот раз найти какие-нибудь доказательства, - пробормотал Соловьев, обращаясь не то к нам, не то к себе самому.

- Разве у нас их нет? - напряженно выговорил Осборн.

- Ну, скептиков этим не убедишь, - ответил Соловьев.

- О, к черту скептиков! - вдруг взорвался Осборн. - Я ненавижу эту породу! Эта вечная ехидная усмешка, эти холодные глаза, которые ничему не верят... Я не могу выносить этого!

Осборн даже стукнул кулаком по столу. Соловьев откинулся в кресле и с интересом посмотрел на него.

- Ну, зачем так горячиться, дорогой сэр Осборн, - мягко сказал он. - Ведь здесь-то этой породы нет... Я сам позаботился об этом.

Тут я должен сказать, что Соловьев решительно отказался включить в состав южноамериканской экспедиции кого-либо из "неверующих". Он отвел на этом основании и Шахова, который был с ним в Непале. Мотивировал он свой отказ тем, что экспедиция будет работать в очень трудных и даже опасных условиях, а поэтому принести пользу делу смогут только подлинные энтузиасты, готовые всем жертвовать для его успеха.

Надо заметить, что самому Соловьеву скептики не очень помешали бы, он к ним привык. Но из-за Осборна он постарался круто разделаться со своими оппонентами. Это было не так уж легко. В Академии наук с его доводами согласились, но сколько Соловьев выслушал ехиднейших замечаний от астрономов: онде критики боится потому, что сам понимает шаткость своих позиций, его поступки смахивают на самодурство, это, мол, аракчеевский режим в науке... Но Соловьев только посмеивался.

- Вы ведь в это не верите, что же вам так не терпится? отвечал он противникам. - Вот привезу в Москву "вещественные доказательства", выложу их перед вами на стол - тогда и смотрите на здоровье. А если человек взбирается на крутую вершину, то ему совсем не нужен "критик", который будет хватать его за ноги и кричать: "Не лезь туда!"

Поэтому в состав экспедиции был включен астроном Ситковский, который разделял взгляды Соловьева.