|
..
Я стоял, держась за перила балкона. Мне доставляло какое-то особенное, почти болезненное удовольствие любоваться этими привычными, мирными московскими картинами после всего пережитого. В дверь постучали. - Приехали наконец, Александр Николаевич! - звонко крикнула, появляясь на пороге, моя молоденькая соседка, Зиночка Латышева. - А вам все звонят, звонят - ужас! Я прямо с ног сбилась на звонки бегать! Я неохотно поплелся в коридор и взял трубку. Звонили из редакции. - Отыскался след Тарасов! - радостно прогудел заведующий отделом Силантьев. - Что с тобой было? Увлекся снежными человечихами? Постой, постой, корреспонденция об этом в следующий номер, сейчас главное - жив, здоров... не перебивай, я знаю, понимаю, с дороги, устал, не можешь, но будь человеком, выручи, больше некому! Строк 80-100, в форме беседы. Поедешь в обсерваторию... Я досадливо и растерянно усмехнулся. От Силантьева отделаться трудно, это всем известно. - Я болен, у меня нога болит! - прокричал я в отчаянии. - Чудак, я же тебя не рекорды посылаю ставить! Сейчас машину подошлю, тихонько, культурненько съездишь, посидишь в кресле, поговоришь с дельным человеком, запишешь, что он сказал, - и отдыхай на здоровье! Ты пойми - Лида ушла в декретный, Миша поехал встречать французскую делегацию, остальные в разъезде, а материал такой, что надо обязательно в завтрашний номер давать. Что-то там, в обсерватории, новое на Марсе нашли, какой-то у них новый телескоп имеется... в общем, интересные новости! Эти последние слова заставили меня поколебаться. Глупо, но я уже чувствовал себя теперь обязанным заниматься всем, что связано с Марсом и с другими планетами. - Слушай, Шура, ты же, тем более, уже писал об этом самом Марсе в прошлом году! - продолжал взывать к моей ко;мсомольской совести Силантьев. - Ну, будь человеком, в конце концов! В конце концов мне пришлось согласиться быть человеком. Тем более, что я и в самом деле в прошлом году организовал материал о Марсе. В этой статье приводились мнения известных ученых. Одни считали, что жизни на Марсе быть не может, другие - что она есть; в общем, любопытство читателей нашей газеты (как и мое собственное) возбуждалось, но никак не удовлетворялось. - Присылай машину, людоед! - ворчливо сказал я. - Куда смотрит охрана труда? - и услышал, как Силантьев облегченно захохотал. Я поспешно побрился, переоделся. Машины еще не было. Я вышел в коридор и взял трубку, раздумывая - звонить Маше сейчас или после поездки в обсерваторию. Вдруг аппарат задрожал от звонка, - я даже вздрогнул, схватил трубку и сказал: "Алло!" таким хриплым, ненатуральным голосом, что Маша меня не узнала. - Скажите, Литвинов еще не приехал? - строго спросила она. Я подумал, что ей было не очень-то приятно вот так звонить и спрашивать обо мне. А писем от меня она не получала уже давно. Последнее я написал из Катманду, по дороге в горы. Конечно, я ничего не сообщал о таинственной пластинке, но самое молчание мое должно было ее встревожить. А теперь я приехал и не позвонил сразу, и вдобавок еду куда-то, не повидавшись с ней... вот нелепое положение! - Маша! - сказал я, прикрывая трубку рукой: я боялся, что нас слушает Зиночка или кто-нибудь из соседей. - Маша, это я! Я как раз собирался тебе звонить! Маша! Машенька! Мне, как всегда, было приятно выговаривать ее имя. Маша это почувствовала и засмеялась. - Ты такой же чудак, - с удовольствием сказала она. - Я думала, ты в Гималаях умнее стал. Ну, быстро ко мне! Ты видел снежного человека? Когда я объяснил, что занят, Маша обиделась. - Подумаешь, какой незаменимый! - проворчала она. - Два месяца без него ббходились, а два часа не могут обойтись. Тут мне пришла в голову блестящая идея. - Маша, едем вместе! - закричал я в трубку. - Это же недолго. Потом я в редакции отдиктую материал - и к тебе. Идет? Маша, вот уже машина во дворе, я заезжаю за тобой! Через четверть часа мы сидели рядом в машине и жадно глядели друг на друга. |
