5

Манхэттен таял. Ночью в город прокрался теплый фронт и к утру превратил слежавшиеся кучи снега в серое жидкое месиво. Из-под куч показались неубранные мешки с мусором, и в сердцах забастовщиков пробудилась надежда. Уже скоро отогревшийся мусор завоняет, и профсоюзы, заполучив сильного союзника, смогут возобновить переговоры.

Андре вброд преодолел потоки и ручьи Западного Бродвея и перед входом в офис попытался хоть немного очистить, ботинки от налипшего мокрого снега. Люси недовольным голосом разговаривала с кем-то по телефону. Завидев Андре, она выразительно закатила к небу глаза. Он вытащил из сумки папку с фотографиями икон и устроился на диване.

— Нет, — нахмурилась Люси. — Нет, не могу. Я всю неделю занята. Не знаю когда. Послушай, меня ждут. Да, я помню твой номер. Да. И тебе того же.

Она повесила трубку, покачала головой и устало вздохнула. Андре удовлетворенно ухмыльнулся.

— Надеюсь, я не помешал, — сказал он, отлично зная, что помешал. — Это, случайно, не наш приятель в полосатой рубашке?

Люси состроила гримаску, но потом рассмеялась.

— Лучше бы я удрала с тобой, пока была такая возможность. Ну и вечер! А я-то было подумала, что он ничего. — Она запустила пальцы в свои кудряшки. — Бывал когда-нибудь в сигарном баре?

Андре отрицательно покачал головой.

— И не ходи!

— Слишком много дыма?

— Слишком много полосатых рубашек.

— И алых подтяжек?

— Алых, — кивнула Люси, — полосатых, в цветочек, с монограммами, с быками и медведями, с рецептами коктейлей. У одного парня были даже с индексом Доу-Джонса. Они, когда напиваются, снимают пиджаки. — Она поежилась. — А откуда ты знаешь про подтяжки?

— На Уолл-стрит без них случился бы обвал. Большинство штанов свалились бы с владельцев. Он ведь с Уолл-стрит?

— Да уж не фотограф. — Она подсела к нему на диван и взяла папку с фотографиями. — Это из Франции?

— Угу. Хочу попросить тебя переправить их Камилле. Я спешу на самолет.

— Очень неожиданная новость. — Люси рассматривала слайды, и ее лицо постепенно светлело. — Как хорошо. И какая чудесная старая леди. Похожа на мою бабушку, только без загара. Это ее дом?

— Да, перестроенная старая мельница. Тебе бы понравилось во Франции, Лулу.

— Очень красиво. — Люси вернула диапозитивы в папку, и ее голос опять стал деловым. — Куда на этот раз?

Андре рассказал ей о звонке на Багамы, и по мере рассказа сам понимал, что, возможно, преувеличил значение ответов Денуайе, его тона и пауз в разговоре. В конце концов, француз не сказал ничего подозрительного, почти не удивился и вообще не проявил к полученной новости никакого интереса, пока не были упомянуты фотографии. И все-таки что-то тут нечисто. Андре в этом не сомневался. Почти. Наверно, именно поэтому, убеждая Люси, он, как заговорщик, наклонился к ней и говорил полушепотом.

Она слушала его, откинувшись на спинку дивана, и лишь изредка улыбалась, когда Андре начинал чересчур горячо жестикулировать. Когда разговор задевал его за живое, французская сторона натуры брала верх, и он использовал пальцы вместо восклицательных знаков, а взмахами рук подчеркивал любую фразу и каждый нюанс. Закончил Андре в классической галльской стойке: брови и плечи воздеты к небу, локти прижаты к бокам, ладони раскинуты, нижняя губа выдвинута вперед все тело, кроме ступней, свидетельствует о неопровержимой логичности сделанных выводов. Старый профессор из Сорбонны мог бы гордиться им.

— Я ведь только спросила, куда ты едешь, — улыбнулась Люси.

Люди, улетающие на Багамы, так радовались предстоящему теплу, что заранее сменили оперение на тропическое — они явились на посадку в соломенных шляпах, солнечных очках, ярких пляжных нарядах, а некоторые, самые смелые, — даже в шортах.