Сесили гордилась Ройстоном, который вместо того, чтобы сосредоточиться на делах родового поместья в Девоншире и готовить себя к принятию графского титула, вслед за Леонардом подался в Сандхёрст. Он хотел узнать цену мужской дружбе и испытать всевозможные приключения, которые обещает офицеру жизнь в полку, прежде чем окончательно осесть в отцовской усадьбе. Точно так же, как и отец Сесили, граф Грэнтэм, и ее дядя. Так же, как и все мужчины из семьи Ройстона, и те, кто носил фамилию Хейнсворт, помещики, джентльмены и офицеры, вплоть до самых отдаленных предков, еще не именовавших себя графами.

– А знаешь, Рой, – чуть слышно прошептала Сесили, – я действительно считаю тебя самым что ни на есть отъявленным снобом.

– Ага, – кивнул Ройстон, и его лицо приняло самодовольное выражение. – Остается только выяснить, находишь ли ты меня таким неотразимым именно благодаря этому качеству или миришься с моим снобизмом по какой-то другой причине.

Уголки губ Сесили дрогнули, и она обхватила руками своего джентльмена, сомкнув пальцы на его широкой груди.

– Если бы я только знала…

Когда Сесили ткнулась лбом в его затылок, сердце Ройстона, обычно невозмутимое, забилось как в горячке.

Рыжий графа Грэнтэма нес их через поля, по отрогам известняковых хребтов, у подножий которых зеленые пучки вереска чередовались с неизвестными кустарничками, усеянными бледно-желтыми почками, которые, наверное, здесь трудно обнаружить где-нибудь в середине лета, когда пустоши покрыты темными ягодами черники, сладкими и влажными, как первый поцелуй. И каждый шаг рыжего жеребца был новым шагом в их совместной жизни. Рядом трусили Ада и Саймон, чьи отношения еще только завязывались, и Томми, мучивший себя и своего коня упражнениями по взятию препятствий, и Леонард, который вел под уздцы лошадь сестры, не отрывая глаз от края леса, за поворотом которого скрылись Джереми и Грейс.

Грейс пьянил стук копыт по твердой земле. На мгновенье она даже закрыла глаза, чтобы полностью отдаться скачке.

Если это и было безумие, оно требовало от Грейс всех ее сил и зрелости. Непросто выдержать такой темп в дамском седле! Но словно демон-искуситель кружил вокруг нее, нашептывая в ухо, что она должна забыть обо всем и полностью отдаться иллюзии, что эта скачка бок о бок с Джереми будет продолжаться вечно, что Грейс и впредь будет чувствовать на своей коже малейшее его движение, что сердце так и будет биться в такт стуку копыт, что они всегда будут дышать так, как сейчас, прерывисто и ритмично, в унисон их усталым животным.

Грейс пустила кобылу между кустами лещины, направляясь к дубам и каштанам на опушке леса, между стволами которых в темно-зеленой глянцевой листве мелькали белые соцветия падуба. Там она спешилась, утопая в высокой траве, подвела лошадь к дереву и привязала.

Джереми сделал то же. Он внимательно наблюдал за своей спутницей, в то время как она избегала смотреть на него. Джереми следил, как она снимает перчатки, как вытаскивает шпильки и небрежным движением сбрасывает шляпу. Грейс нежно потрепала кобылу по холке, смахнула с ее лба несколько волосинок и по тропинке, почти заросшей папоротником и разной травой, направилась в лес.

Сегодня она казалась необыкновенно молчаливой и серьезной. Пока они шли по едва протоптанной тропинке под раскидистыми кронами деревьев, Джереми смотрел на ее угловатые плечи, обтянутые тканью жакета, еще вчера такие женственные и округлые под нежным шелком с оторочкой из птичьего пуха. Вот они вышли в подлесок, и Грейс зашагала вперед, решительно переступая обутыми в высокие сапоги ногами.

В этот момент у Джереми похолодело внутри, словно чья-то ледяная рука сжала желудок. Он понял, что ситуация как нельзя более располагает к тому, чтобы именно сейчас рассказать все, прежде чем об этом узнают другие.