– Маш, люди нашей профессии, они, как железные солдатики, не умеют долго страдать. Мы скептики и прагматики до мозга костей. Это – побочное действие нашей работы. Люди, которые каждый день имеют дело с худшими людскими пороками, постепенно теряют чувствительность, черствеют. Дима всегда был самым уверенным, сильным, непробиваемым, целеустремлённым, несокрушимым. Да, несокрушимым – это подходит больше всего. Юрист от Бога, принципиальный, жесткий, упорный, обладающий невероятным чутьем и памятью. Но то, каким Дима пришел ко мне, узнав, что ты ушла от него, не укладывалось ни в какие рамки моего представления о нем, а я знаю его намного дольше, чем ты. В глубине души, мое женское уязвленное самолюбие жаждало расплаты, но, когда я увидела его разбитым и уничтоженным, полностью потерявшим свою привычную сдержанность, я испытала не удовлетворение, а горькое разочарование. Я вдруг поняла, что никогда не испытывала того чувства, которое свалило несокрушимого звездного адвоката Солнцева, который не проиграл ни одного процесса, но удержать свою собственную жену не смог. Дима всегда четко знал, чего хочет от жизни и следовал плану, он брал, а не спрашивал, управлял своим завтрашним днем. Я восхищалась им, его силой, и даже, когда он вел грязную игру, чтобы достичь цели, и даже, когда мы спорили и были не согласны друг с другом. Я страшно ревновала. Что говорить, Маша, я так и не нашла никого, кто мог бы сравниться с ним, и поэтому меня поразило то, как легко ты смогла отказаться от него. Несправедливо. Я не знаю подробностей, Дима не из тех, кто любит делиться своими секретами. Он заявился ко мне в минуту боли, чтобы выплеснуть то, что разрывало мне душу, но не говоря ни слова. Я бы не пришла, никогда бы не пришла к тебе…. Но сегодня я узнала, что Солнцев сразу после возвращения из двухмесячного путешествия по Европе, вышел из федеральной палаты адвокатов, передал все свои дела коллегам, и принял предложение занять должность ректора на факультете юриспруденции Санкт-Петербургского государственного факультета. Ты понимаешь? Солнцев собирается полностью посвятить себя преподавательской деятельности, бросив карьеру и все, чего он добивался долгие годы. Я пыталась говорить с ним, но Солнцев, как непробиваемая стена. Если кто-то и сможет его переубедить, то это ты….только ты.

Полина замолкает на несколько секунд, словно ей сложно говорить дальше.

– Я не знаю, как тебе удалось то, что ты сделала, и почему я не смогла… Может быть, теперь, когда ты знаешь подробности дела Рамзанова, и то, что сделал Солнцев, чтобы помочь тем детям, которые сейчас проходят длительную психологическую реабилитацию, тебе станет проще понять мотивы некоторых его поступков.

– Дима пытался отобрать у меня дочь, – подняв воротник пальто, дрожащими заледеневшими пальцами, произнесла я. – Я думаю, что ты знаешь об этом. Он мог сказать мне правду, и я бы не совершила поступки, за которые теперь мне придется ненавидеть себя до конца жизни. Ты же смогла прийти, не боясь того, что я пойду разглашать секретные данные направо и налево. У него тоже был выбор, и Солнцев его сделал.

– Маша, он молчал не поэтому, – покачала головой Смирнова. Повернув голову, взглянула в ее кофейные умные глаза. – Велось следствие, за вами наблюдали. Его телефон прослушивали, твой тоже. Говорить правду тогда было небезопасно для тебя.

– Ты же читаешь газеты, Полина, и, наверное, в курсе того, что у меня был роман с другим мужчиной.

– Я не верю желтой прессе…– отрицательно качнула головой Полина. Я отвела взгляд в сторону, дрожа всем телом.

– Но это правда, – горько произнесла я. – Мы с Марком расстались, но это не было интрижкой в отместку. И Дима знал об этом.