Психоаналитик был с ней согласен: причина ее горестей не столько больной сын, сколько отношения с мужем. Он указал на то, что насилие всегда прогрессирует, да она и сама убедилась, что это так, за годы, прожитые с Лероем; каждую секунду погибала какая то женщина, которая могла остаться в живых, если бы вовремя ушла от мужа, говорил врач, но вмешиваться, когда она приходила с синяком под глазом, замазанным косметикой, и в темных очках, он не мог, даже если бы и хотел. Его роль состояла в том, чтобы дать ей время самой принять решение; он всегда был готов внимательно выслушать ее и умел надежно хранить ее тайны. Шерил настолько боялась мужа, что сжималась в комок, стоило ей услышать, как он ставит машину в гараж или идет по коридору. Невозможно было угадать заранее настроение Фрэнка Лероя, поскольку оно менялось в любую секунду без видимых причин; она молилась о том, чтобы он пришел, занятый своими мыслями и делами, или чтобы он пришел ненадолго, только чтобы переодеться и уйти, и всегда считала дни до того момента, когда ему нужно будет куда нибудь уехать. Она призналась психоаналитику, что хотела бы овдоветь, и тот выслушал ее без малейшего удивления, он слышал то же самое от других пациенток, у которых было куда меньше причин желать смерти супругу, чем у Шерил Лерой, так что доктор пришел к выводу, что это нормальное женское чувство. Его кабинет посещали женщины либо покорные, либо ожесточенные, других он не знал.

Шерил понимала, что ей не выжить одной, имея на руках сына. Она не работала уже много лет, и ее диплом специалиста по вопросам семьи казался чудовищной иронией, ведь он не помог ей выстроить отношения даже с собственным мужем. Фрэнк Лерой еще до свадьбы сказал, что жена должна посвящать ему все свое время. Вначале она воспротивилась, но беременность сделала ее неповоротливой и ленивой, и она уступила. После рождения Фрэнки о работе нечего было и думать, поскольку ребенок требовал неотступного внимания. Первые два года Шерил неотлучно была при нем дни и ночи, пока у нее не случился нервный срыв и не понадобилась консультация психоаналитика, который порекомендовал обзавестись помощницей, тем более что она может себе это позволить. И тогда благодаря череде нянек Шерил обрела какую то свободу, хотя бы для тех немногих дел, каким она себя посвящала. О большей части этих дел Фрэнк Лерой не знал, не потому, что жена их скрывала, а потому, что они его не интересовали, у него и без того было о чем подумать. Так как прислуга менялась часто и говорил он с ней мало, Фрэнк Лерой решил, что бесполезно запоминать их имена. Хватит и того, что он обеспечивает семью: оплачивает жалованье, счета и астрономические расходы на лечение сына.

Сразу после рождения Фрэнки было ясно – с ним что то не так, однако прошло несколько месяцев, прежде чем выяснилось, насколько серьезно его состояние. Специалисты осторожно объяснили родителям, что, наверное, он не сможет ни ходить, ни говорить, ни контролировать мышечную деятельность и работу сфинктеров, но с помощью необходимых лекарств, курса реабилитации и хирургического вмешательства с целью коррекции деформированных конечностей ребенок сможет достичь какого то прогресса. Шерил отказывалась принять этот кошмарный диагноз, она перепробовала все, что только могла предложить традиционная медицина, затем бросилась в погоню за достижениями альтернативной терапии и врачей колдунов, включая того, который лечил ментальными волнами по телефону из Портленда.