— Менедем возвысил голос, окликая одного из местных зевак: — Эй! Ты говоришь по-эллински?
— Я? — Парень указал на себя. — Да, говорю немного. Чего тебе?
— Как называется гора к северу от города?
— Ты, должно быть, издалека, — сказал зевака, — раз не знаешь, что это Везувий.
— Везувий? — с трудом выговорил Менедем. — Какое мерзкое название, — потихоньку шепнул он Соклею, который кивнул в знак согласия.
Менедем снова переключил внимание на помпейца:
— Мы и вправду издалека — мы приплыли с Родоса.
— Родос? — Зеваке так же трудно далось это слово, как Менедему слово «Везувий». — Где это? Рядом с Тарентом, где живет столько эллинов?
— Родос куда дальше Тарента, — пояснил Менедем. — Сперва нужно пересечь Ионическое море, чтобы попасть из Тарента к материку Эллада, а потом пересечь Эгейское море, чтобы из Эллады приплыть на Родос.
— Да ты что! — изумился помпеец. — Я однажды побывал в Неаполе, честное слово, не вру. Мне пришлось идти целых два дня, чтобы туда добраться, и еще два дня, чтобы попасть обратно.
Менедем изо всех сил постарался сохранить серьезное выражение лица. «Небось местные жители никогда не совершали даже двухдневного путешествия за пределы своего маленького городка, если этот парень считает подобное деяние чуть ли не подвигом», — подумал он.
— Ну ладно, а что вы привезли с вашего Родоса, где бы он ни был? — продолжал зевака.
Теперь Менедем и впрямь улыбнулся и пустился расхваливать свой товар:
— Мы привезли ткань, более гладкую и мягкую, чем любая из льняных тканей, а еще у нас имеются благовония из родосских роз, есть также папирус и чернила…
«Хотя вряд ли нам посчастливится продать все это здесь», — мысленно добавил он и закончил:
— И… павлины.
— А что значит «павлин»? — заинтересовался помпеец. — Я не знаю такого слова.
— Соклей! — окликнул брата Менедем, и тот моментально продемонстрировал одного из птенцов.
Менедем дал слегка приукрашенное описание того, как выглядит взрослый павлин, добавив напоследок:
— Полагаю, не будет преувеличением назвать его самой великолепной птицей в мире.
К его удивлению, зевака разразился грубым хохотом.
— Рассказывай, как же! — сказал он. — Ты собираешься всучить нам каких-то уродливых птенцов, требуя за них половину всех сокровищ мира, а потом выяснится, что они так и останутся уродливыми, когда вырастут, но тебя тогда уже здесь не будет. Небось принимаешь нас за круглых дураков?
«Чума и мор, — подумал Менедем. — Мы заплыли так далеко — и ради чего? Чтобы очутиться в месте, где люди понятия не имеют о том, какие из себя павлины. Как же нам продать птенцов, если никто не поверит, что они вырастут красивыми?»
Он не подумал об этом раньше, когда решил сделать остановку в Помпеях.
Поместив птенца обратно в клетку, Соклей сказал:
— Полагаю, здешние богачи должны представлять, на что похожи павлины. Но даже если они этого не знают, то эллины в Неаполе наверняка знают.
— Надеюсь, что так, — ответил Менедем. — Думаю, мы выясним это, когда придем на рыночную площадь.
— Шелк и вино мы продадим, — утешил брата Соклей. — Шелк и вино продаются везде.
— Твоя правда.
Вспомнив об этом, Менедем почувствовал себя немного лучше. |