— Судя по тому, как карфагенцы гонятся за сиракузцами, они считают, что именно это Агафокл и задумал, — проговорил Соклей.
— Не сомневаюсь, вы правы, молодые господа, — вступил в разговор Диоклей. — По крайней мере, я не знаю, что еще мог бы затевать Агафокл. А этот сукин сын всегда что-то затевает, если хоть половина историй, которые я о нем слышал, правда.
— Верно, — согласился Соклей. — Вспомните, как он позволил своим врагам покинуть полис, а потом ловко избавился от них.
— Этот человек готов на все, не сомневаюсь, — сказал Менедем. — Теперь нам придется проникнуть в Сиракузы без его помощи.
— Полагаю, нас ждут еще большие трудности, — отозвался Соклей.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался его двоюродный брат.
— Я имею в виду — кто нам теперь заплатит?
— Да, полагаю, это немаловажно, — согласился Менедем.
— Немаловажно? — переспросил Соклей. — Немаловажно? Теперь, когда мы проделали весь этот путь, едва не погибнув и не попав в плен, обещанная плата могла бы послужить лишь скудной компенсацией за страх, которого мы натерпелись. Вознаграждение представляется мне ничтожно малым, но я просто не могу придумать соразмерной оплаты.
— Ты слишком беспокоишься, — ухмыльнулся ему Менедем.
Он потянул за рукоять одного из рулевых весел и толкнул вперед рукоять другого, направив «Афродиту» вперед — в гостеприимную сиракузскую гавань.
— Разумеется, вам заплатят, — официальным тоном заявил сиракузский командир, когда рабы выгрузили с «Афродиты» мешки с зерном и понесли их по пирсу в голодающие Сиракузы. — Приходите завтра во дворец на Ортигии, и вы получите все до последнего обола. Это обещание Агафокла, и оно будет выполнено.
Он говорил так, будто солнце не встало бы, если бы Агафокл нарушил свое обещание. Менедем задумался: «Интересно, что сказали бы политические враги сиракузского тирана, если бы это услышали?» Но он тут же отогнал досужие мысли: поскольку все враги Агафокла мертвы, узнать это все равно невозможно.
Каким бы отважным Менедем ни старался выглядеть перед Соклеем и командой акатоса, он прекрасно понимал, что, отправляясь в Сиракузы, сует голову в пасть льва. Теперь он собирался сунуть голову в львиную пасть еще раз. Если Агафоклу — или, вернее, его брату Антандру, который правил городом, пока тиран вел свой флот к берегам Африки, — не захочется выполнять условия соглашения, которое заключил в Регии его проксен Онасим, что с этим можно будет поделать?
«Практически ничего», — с грустью осознал Менедем.
Некоторые из потных рабов, сгружавших зерно с «Афродиты» и с других судов, были высокими, белокожими, светловолосыми кельтами; некоторые — приземистыми италийцами из разных племен. (Менедем надеялся, что среди них много римлян, но по внешнему виду не мог этого распознать.) Большинство рабов, однако, были темнокожими карфагенцами с крючковатыми носами.
— А ведь немало эллинов сейчас находятся в рабстве в Карфагене, — сказал Соклей, когда Менедем поделился с ним своими наблюдениями. — Одни боги знают, кому из нас суждено взять пленных, а кому попасть в плен самому. Так что нам еще повезло.
— Пожалуй, и впрямь повезло. — Теперь, когда они благополучно пришвартовались в Маленькой гавани, Менедем мог в этом признаться. — Но Тюхэ — могущественная богиня.
— Судьба вообще отличается капризным и переменчивым нравом, — заявил Соклей. — Помнишь, что случилось с афинянами, которые явились сюда сотню лет назад? Большинство из них могло считать себя просто счастливчиками, если им пришлось всего лишь таскать мешки с зерном. |