«Историку положено вникать в причины явлений», — сказал он себе, но тут же покачал головой. В такие причины он предпочел бы не вникать.

Когда Сиракузы почти скрылись из виду, Менедем снял с весел половину гребцов. Судно скользило от сицилийского берега к италийскому материку. Дельфины выпрыгивали из воды; крачки ныряли в море, причем некоторые — всего в нескольких локтях от «Афродиты». Одна птица вынырнула с рыбой в клюве.

— Твое путешествие домой будет легким, — окликнул Менедем Соклея с кормы. — Нет больше павлинов, за которыми надо следить!

— Я никогда не утешусь в разлуке с ними, — отозвался Соклей.

На этот раз засмеялся не только Менедем, но и половина моряков. Аристид, впередсмотрящий, заметил:

— Бак все еще воняет птичьим пометом.

— Ты прав, — согласился Соклей. — И наверное, пройдет еще какое-то время, прежде чем запах выветрится.

— Хорошо тебе говорить, — мрачно изрек Аристид. — Теперь, когда больше не надо опасаться павлинов, ты можешь пойти на судне куда угодно. А я большую часть времени торчу здесь.

«Можешь пойти куда угодно».

Аристид сказал это с иронией, и именно так Соклей воспринял его слова. Они ведь, ясное дело, не на суше. «Афродита» — небольшое судно: она имела всего сорок пять локтей в длину и едва ли семь локтей в ширину в самом широком месте. С точки зрения того, кто привык гулять по городу или бродить по полям, места для прогулок здесь совсем немного. Однако у моряков куда более скромные понятия о том, что такое «простор».

И, словно бы в подтверждение слов Аристида, Соклей вернулся на ют, очутившись, по масштабам «Афродиты», от вонючего бака так далеко, как далеки были Афины от Родоса.

— Что у нас осталось из товаров, чтобы распродать по пути домой? — спросил Менедем.

— Вино, — ответил Соклей. — Немного благовоний. Мне бы хотелось избавиться от них, если подвернется случай, — было бы стыдно возвращаться на Родос с товаром, который мы вывезли оттуда. И еще у нас есть немного шелка.

Он вздохнул.

Менедем снял руку с рулевого весла, чтобы ткнуть его под ребра.

— Я знаю, о ком ты думаешь. Об этой медноволосой кельтской девушке, с которой ты любился в Таренте.

У Соклея побагровели уши: он и в самом деле сейчас вспомнил о Майбии, облаченной в косский шелк (и, чего уж греха таить, о Майбии, не облаченной в этот шелк).

— Ну и что с того? — грубо спросил он.

— Ничего, все нормально. — Как всегда, когда разговор касался женщин, Менедем начинал говорить отвратительно жизнерадостным тоном. — Я и сам много думаю о красотках.

— Если бы ты хоть изредка думал наперед… — начал Соклей.

— Это уничтожило бы половину веселья и испортило бы все удовольствие! — ответил его двоюродный брат.

— Я смотрю на это по-другому, — пожал плечами Соклей.

— Знаю.

Менедем наклонился к нему и тихо спросил:

— Так сколько же именно серебра мы везем? Во имя богов, только говори тихо, не ори на весь корабль. Лучше не вводить моряков в искушение.

Соклей почти шепотом назвал сумму.

Менедем присвистнул.

— Это даже больше, чем я думал. Почти достаточно для балласта.

— Для судна такого размера? — Соклей серьезно прикинул в уме, потом покачал головой. — Не глупи.

— М-м, наверное, ты прав. — Судя по сосредоточенному выражению лица Менедема, тот тоже занимался такими подсчетами.