|
А потом Федор вдруг позвонил и сказал, что ему ужасно надо встретиться, поговорить, только Полина способна понять его… Она приехала. И он рассказал ей, как влюбился в модель Мартину Грошек. Ее фото из календаря «Пирелли» он вставил в рамку и повесил на стену. Но Мартина не обращала на Федора никакого внимания. Она вышла замуж за какого-то чешского пивовара и плевать хотела на Федины слезы. Полина слушала, слушала, слушала, кивала, что-то говорила. Чувство у нее в этот момент было такое, будто ей в плечо воткнули нож. Если от ключицы к подмышке провести прямую линию — то как раз посередине. Этот нож Полина остро чувствовала каждый раз, когда Федор говорил с ней о своих «любовях» и «увлечениях».
Эта новая, странная полоса в их отношениях началась чуть больше двух лет назад. Федор звонил Полине пару раз в месяц. Они встречались и болтали о его жизни. Федор жаловался на женщин и общество, а Полина слушала и горячо убеждала его, что ни женщины, ни общество недостойны такого ума и красоты. Федору это, похоже, нравилось. Полине нравилось изобретать все новые и новые нестандартные формулировки, чтобы показать ему, насколько он прекрасен и превосходит все существующее в окружающем мире. Обычно Федор довольно легко и быстро менял своих девушек. Они проходили сквозь его жизнь живым, веселым, искрящимся потоком, не задерживаясь дольше недели. Все это время Полину переполняла тихая радость от сознания, что она единственная в, какой-то мере постоянная девушка Федора. Пока не появилась Мила. Трудно сказать, что в ней было особенного. Пожалуй, кроме того, что она действительно чем-то напоминала Мартину Грошек, — больше ничего. У Милы был довольно вздорный, грубый характер и вредная привычка говорить Федору правду. Впрочем, с самого появления Милы на эту самую привычку Полина возлагала большие тайные надежды. Мила кричала на Федора, что он павлин и раздолбай. Что в нем от мужика одна видимость. Она закатывала ему показательные представления, уезжая из клуба с каким-нибудь «знакомым» на серебристой ML-ке или черном Х5. К тому же Миле было всего девятнадцать лет. Вся жизнь впереди, и бесполезно объяснять, что большой груди и длинных ног для счастья мало. Федор страдал. Чем сильнее он страдал, тем больше нуждался в Полине. Чем крепче Мила топталась на его самооценке, тем дольше Полина могла залечивать его душевные раны. А потом они уехали в Дахаб. На месяц. Полина осталась одна. Вернее, с семьей. К ней пришло нечто вроде краткого прозрения, но она быстро поняла, что этого прозрения совсем не хочет. Как только Федор вернулся тогда из Дахаба, Полина тут же примчалась к нему в мастерскую. Прибежала поздно вечером, будто от этого зависела ее жизнь. Наврала дома что-то про подругу, которую бросил муж… Федор попросил Полину подождать, пока закончит работу. Она сидела в уголочке, курила и смотрела, как полуголый, загорелый, измазанный сажей, блестящий от пота Федор бьет кузнечным молотом по куску раскаленного чугуна. На нем были только старые драные джинсы, каким-то чудом едва-едва удерживавшиеся на бедрах. На животе татуировка в виде вертикальной полоски иероглифов. Полина как зачарованная глядела на его широкую развернутую грудь, мощные плечи, сильные руки. Федор был очень высоким — метр девяносто. Из-под черной банданы выбивались пряди его светлых, чуть вьющихся волос. Жесткая щетина покрывала щеки. Иногда он поглядывал на Полину и улыбался ей, обнажая крепкие, идеально ровные белые зубы… И она забывала о своих грустных правдивых мыслях. Она смотрела, смотрела и не могла оторваться. И Федор снова становился самым прекрасным и желанным мужчиной на свете. Навсегда… — Полина-а-а! Ты где? — тихо позвал ее Федор. Полина очнулась от собственных мыслей. — Я тут, — тихо отозвалась она. — Ты знаешь, я думаю, насчет Милы даже не стоит убиваться. |
