Но все же их призвание было в другом. Ривы всегда боролись — но не столько с живыми противниками, сколько с природными катаклизмами. Их магия и мастерство всегда были необходимы, если после обильных дождей поток разрушал дамбу, или на равнине внезапно. вскрывалось вулканическое жерло, или землетрясение грозило поглотить поселения в бездонных пропастях. Но руки Ривов были привычны и к оружию — Теор вспомнил о многочисленных охотничьих экспедициях, в которых ему приходилось принимать участие. Бешеная скачка по степи, хлесткие удары ветвей кустарника, свист воздуха над головой… И блеск копья, поднятого над головой в диком азарте погони! Он бывал во многих опасных переделках и не должен испугаться, когда встретится с врагами лицом к лицу!
С точки зрения земного мужчины, тревоги и сомнения Теора показались бы излишне преувеличенными, кое-кто мог бы даже презрительно назвать его трусом. Дело в том, что Теор нес лишь треть характерных признаков расы наярр. Он был индивидуальностью, со своим характером и сложившимся взглядом на жизнь — но все же в меньшей степени, чем это было типично для сильной половины рода хомо сапиенс. То, что его волновало, основывалось не столько на страхе смерти, сколько на обостренном чувстве несправедливости происходящего. Нападение чужаков, коренным образом изменившее мирную жизнь наярр, было случайностью, его вполне могло и не быть — эта мысль потрясала Теора буквально до его биологических основ.
Матросы, тянувшие канаты гребных колес, завели монотонную песню, смешавшуюся с острым запахом вспотевших тел и скрипом палубы:
Правый! Левый!
Не думай, куда мы идем и зачем,
Брось все свои тревоги за борт,
Но не надейся, что высохнет океан
И мы вернемся домой…
Правый! Левый!
Крути колесо и радуйся, что жив!
— Предчувствую, что мы будем разбиты в бою, — тоскливо прошептал Норлак.
— Постараюсь, чтобы вы ошиблись на этот раз, — холодно возразил Элкор.
Сердце кипит, словно вулкан,
Колеса скрипят, нуждаясь в смазке,
Но нам, матросам, смазка не нужна,
Верно, друг?
Так и только так.
Давай, левый, не отставай!
Норлак явно нервничал. Подняв посох, он указал в сторону скрытого туманом берега:
— Равнина Медалон велика. Мы можем уйти от побережья и построить новый город…
— Бежать, даже не попытав счастья в бою? Более шестидесяти лет назад наши предки пришли сюда и завоевали эту страну. Сколько сил было потрачено на то, чтобы обжить дикую местность! И все это просто так отдать наглому врагу? Мы многое потеряли из обычаев наших диких предков, но одно их ценное качество нам сейчас понадобится: лучше умереть в бою, чем сдаться!
Теор отошел от своих родителей, раздосадованный. Безусловно, полуотец прав, но ему не по душе было трусливое бегство.
Он опустился по сходням на главную палубу и пошел среди застывших на месте фигур отдыхающих матросов. Его рука сама нашла черную коробочку, лежащую в кармане пояса, и включила ее в режиме воспроизведения — этот земной прибор мог служить и в качестве магнитофона. Тихо зазвучала мелодия одной сентиментальной баллады, известной с детства каждому наярру. Никто из дремлющих моряков не обратил на это внимания.
— Теор!
От неожиданности он выронил коробку на палубу.
— Теор, это Марк. Ты слышишь меня?
Он поспешно включил переговорный диск, висящий на груди.
— С тобой все в порядке? — зазвучал встревоженный голос Фрэзера.
— Да, да! — лихорадочно воскликнул Теор. Впрочем, чувство самообладания быстро вернулось к нему, и он после паузы заговорил спокойнее, чем сам ожидал:
— Как твои дела, Марк?
Через несколько секунд с Ганимеда пришел ответ. |