Без надобности им стволы, они там пенсии ждут не дождутся и рисковать своим благополучием не станут. Вот и получается…
Очень интересно получается!
Такая вот занятная бухгалтерия — дебет-кредит-цифирки. Вроде просто считаешь — складываешь-вычитаешь, а выходит чёрт-те что и с боку лента. Пулемётная. Как на заводе, где вроде бы швейные машинки выпускают, а как начнёшь запчасти домой в карманах таскать и те детальки друг к дружке прилаживать, выходит автомат. А им хрен чего пошьёшь, кроме уголовного дела.
Вот и здесь…
— Да-а, — тяжко вздохнул Сергей. — Тебя куда не посади, хоть на ночной горшок, хоть на бухгалтерию, ты обязательно всё… изгадишь. Не было заботы… так купила баба… шестиствольный миномёт! И что теперь со всем этим делать?
— А вот это я не знаю. Это тебе решать. Моё дело маленькое. Моё — цифры складывать! Я сложил. А тебе выводы делать! Потому как бухгалтер я…
Государство было маленьким, но задиристым. И это было удивительно! Со всех сторон! Потому что как такое может быть, чтобы согнать в одно место лавочников, портных, парикмахеров, сапожников и ростовщиков, переодеть в униформу, всучить им автоматы и погнать в бой и сделать так, чтобы они кого-то там побеждали.
Таки это, если здраво рассудить, невозможно!
Как может брадобрей ехать на танке, стрелять во все стороны из пушки, во что-то попадать, чего-то давить своей мощью и ещё вернуться обратно живым и, кажется, здоровым?
Разве способен известный музыкальный критик ползать на животе через минное поле, чего-то разведать, захватывать, тыкать врага ножом — я не знаю, куда и зачем, — и быть как настоящий супермен? Разве это его дело, а не музыку в консерватории ушами слушать?
Разве может прекрасная дама тащить куда-то пулемёт, а другая ленты и лёжа на своих прелестных формах куда-то вместе строчить? И это, я скажу вам, такое зрелище, что если глядеть сзади на эти форменные колыхания, то хочется сразу сдаться без боя. Но совсем не хочется смотреть на это спереди, потому что они не шутят, а попадают в самое яблочко!
И тут хочется сказать: или этого не может быть или я чего-то не понимаю!
Но это есть! И те босяки, собранные по миру, как по нитке, создали небольшое, но своё государство и теперь не хотят его никому отдавать. И ничего с ними не поделать. Хотя многим хочется.
И те уважаемые счетоводы, которые раньше сидели в конторках на стульях, перестали считать на счётах и арифмометрах и теперь возятся с врагами, выпытывая у них в застенках про их коварные замыслы. И разгадывают их опасные планы. И говорят, что они делают это так же хорошо, как квартальный баланс.
— Мне не нравится, что у нас ничего не происходит.
— А что у нас должно происходить?
— У нас должны происходить беды. У нас должны взрываться мины и бомбы. А они не взрываются!
— Зачем желать беды своим соотечественникам? Когда нет взрывов — это большая радость.
— Я не желаю никому бед, но я хочу понять, почему их не стало. Затишье бывает только перед бурей. Долгое затишье — перед большой бурей. Это затишье длится долго. Я опасаюсь большой бури, которая страшнее маленьких взрывов. Я посмотрел сводки. Раньше нас убивали каждую неделю. Теперь не убивают уже несколько месяцев. Почему? Мы победили всех врагов?
— Боюсь, нет.
— Тогда что случилось?.. Я не верю в миролюбие наших противников. Они не станут нашими мирными соседями. Разве могут ужиться в одной квартире такие разные жильцы? Разве ты такое слышал? Разве не скандалят соседи за свет в туалете и мусор в общем коридоре и не льют керосин в чужие кастрюли? А это — не квартира. Я не верю в мир во всем мире. Поэтому я хочу понять, почему наступила тишина… Тишина на фронте — это признак скорого наступления. |