Казалось бы, дела шли наилучшим образом, и уже Проскурины готовились объявить о помолвке старшей дочери, когда разразился скандал, и все разом рухнуло. Позвонив ему на работу, Оксана сообщила, что беременна и аборта делать не будет.

— Прости меня, Тёма, за то, что подвела! — сказала она своим ровным тихим голосом и решительно добавила: — Но аборт я делать не буду. Врачи мне это запретили. Придется рожать.

Тёма был совершенно обескуражен.

Не зная, как поступить, он лишь пробормотал:

— Это нечестно! Мы так не договаривались. — Он вдруг почувствовал, как в глубине души поднимается волна обиды, недоверия и злобы. — А чем ты можешь доказать, что забеременела от меня? Прошло много времени, как мы расстались. И мне известно, что к тебе стал захаживать старый приятель.

— Любая женщина знает, от кого у нее ребенок, и доказывать я ничего не собираюсь, — так же тихо сказала Оксана — Я же ничего от тебя не требую. Только ставлю в известность. Чего ты так испугался?

— Будто не знаешь чего! — не сдержался Тёма. — Всем известно, что я женюсь. Но теперь все рухнуло!

— Отчего же? Если вы с ней, конечно, любите друг друга, — со злой иронией произнесла Оксана. — Быль молодцу не в укор.

— Брось лицемерить! Прекрасно понимаешь, что у нее за семья, — вспылил Тёма. — Разрушила ты мою жизнь, Ксана, особенно если ребенек и правда мой. Но я в это не верю!

Он растерянно умолк, мысленно оплакивая крах своих планов, и, не зная, что же теперь делать. Его захлестнула волна горечи и обиды.

— Не ожидал, что ты так со мной поступишь, Ксана, — сдавленным голосом наконец произнес он. — Расхлебывай теперь сама кашу, которую заварила. Меня больше не увидишь!

Приняв это жесткое решение, Тёма долго сидел за столом, бессильно уронив голову на руки, но потом все же встряхнулся и написал Ире прощальное письмо.

Дорогая Ирочка!

Ты не представляешь, как тяжело мне писать эти строки. Правильнее было бы встретиться и лично все объяснить, но мне теперь невыносимо стыдно смотреть тебе в глаза. Я понимаю, какие неприятности причиняю всем вам, отказываясь от нашего брака, но позора и горя будет куда больше, если скрою то, что узнал только сегодня.

Женщина, с которой был некоторое время в близких отношениях, но давно их порвал, сообщила мне, что ждет от меня ребенка. Я ей не вполне верю, но все равно моя жизнь испорчена, и я не имею права тащить тебя за собой в эту грязь. Ты замечательная девушка, а я — не тот, кто тебя достоин. Не сомневаюсь, что устроишь свою жизнь и будешь счастлива с другим.

Еще раз прости, и не поминай лихом. Не суждено нам быть вместе!

Тёма успел запечатать письмо, когда пришел Федор Купала. Он вернулся с партийного собрания и кипел от негодования.

— Это надо же, каким предателем оказался Броз-Тито! Ведь наш выкормыш. В Коминтерне сколько лет кантовался и потом с нашей помощью Югославию возглавил. А теперь капиталистам продался! Ты понимаешь?

— Понимаю, — буркнул Тёма, думая о своем.

— Да ничего ты не понимаешь, — Федору надо было «выпустить пар». — Если сейчас югославов отпустим, то и весь Коминформ от нас разбежится. И останемся мы за «железным занавесом» в одиночестве!

— Вот и передо мной опустился «железный занавес», — глядя перед собой, грустно произнес Тёма. — И остался я за ним — один-одинешенек!

— Чего ты несешь? — не понял Купала.