– Нечего молиться Пресвятой Деве, дурень! Тащи доктора! – рявкнул кузнец.
Кто дурень? Мальчик-конюх? Да все вы дурни ничуть не меньшие. Все вы слишком поглощены мыслями о золоте, которое вас ждет в конце пути, и потому никому и в голову не пришло, что старая кобыла может оказаться жеребой.
Пришел доктор. В стойло быстро накидали побольше соломы, а гамак медленно опустили пониже.
– Calma! Calma! Спокойно! Спокойно! – бормотал кузнец, и кобыла недоумевала: он ее успокаивает или океан? Рожать и на твердой земле не так-то просто, а уж в открытом море – тем более. Но она вполне может сама о себе позаботиться. Единственное, что ее беспокоило, так это то, что малыш родится в душном трюме и будет точно так же подвешен в гамак из парусины. Как же жеребенку научиться стоять на неуклюжих длинных ножках? Как научиться ходить и бегать – если море то и дело качает корабль, и пол уходит из-под ног даже у людей?
Кобыла застонала почти по-человечески, глаза ее закатились от боли так, что стали видны белки. Конюх молился, теперь в полный голос. Однако кузнец и доктор сохраняли спокойствие и молчали, высвобождая кобылу из гамака и помогая ей улечься на солому.
Время шло, но она не знала, сколько уже миновало минут или часов. Тусклое освещение в трюме никогда не менялось – утро, день, вечер, ночь выглядели одинаково. Потом кобыла почувствовала, как кузнец и доктор тянут из нее жеребенка. Передние ножки уже были на свободе… еще один рывок… нет, нужно еще…
– Девчонка! – весело сказал кузнец. – Да как быстро выскочила!
– Эта лошадь жеребится не в первый раз, – усмехнулся доктор, заботливо обтирая чистой тканью покрытое слизью тельце малышки.
Кобыла повернула голову и стала вылизывать мордашку новорожденной. Вот стала видна чудесная белая звездочка на широком лобике…
– Глядите-ка! – воскликнул конюх. – Она уже пытается встать!
Малышка и впрямь поднялась на ножки – несуразно длинные и хрупкие на вид. У кобылы это был уже третий жеребенок, но она все равно не уставала удивляться, какие же у маленьких лошадок длинные ножки. Эта малышка совсем крошечная, а ноги у нее по длине уже не уступают материнским.
Жеребенок сделал шаг – и немедленно шлепнулся на солому, запутавшись в собственных ногах. Мать весело фыркнула:
– Слишком много ног, да? Ничего, у тебя будет время в них разобраться. Вот увидишь, все будет отлично.
Тем временем качка внезапно усилилась, и один из соломенных тюков, покатившись, сшиб жеребенка, едва успевшего подняться после первого падения.
– Надо поскорее подвесить ее! – закричал кузнец. – И кобылу тоже! Давайте, Перлину нужно вернуть в гамак!
– А как девчонку назовем? – поинтересовался второй конюх, подхватывая жеребенка на руки.
– Хасинта! – раздался еще один голос.
В трюме появился высокий худощавый мужчина. Это был Искатель – капитан корабля. Имена лошадям давал он.
– Возблагодарим Господа за столь добрый знак. Будем считать рождение этого жеребенка предзнаменованием удачи и милостью Божьей. Помолимся!
С этими словами, не обращая никакого внимания на качку, высокий мужчина опустился на колени перед деревянной статуей Девы Марии.
«Предзнаменованием удачи? – подумала кобыла, бросая грустный и тревожный взгляд на новорожденную дочь. – Висеть в разных гамаках в темном трюме качающегося на волнах корабля – удача и милость бога? Как мне заботиться о дочери? Как ее кормить? Как она научится стоять и ходить? И еще это дурацкое имя – Хасинта! Он назвал мою дочь именем своей любовницы! Только через мою холку!»
Она вновь заржала, на этот раз сердито и громко, но шум усиливающегося шторма и голоса мужчин – к молящимся присоединился еще и падре[1] – заглушили ее протест. |