— О, очень умно. Теперь понимаю.

— А пришил его для того, чтоб не стал колоться перед легавыми. Чтоб не вякнул лишнего, усек? Ну и потом все мы, конечно, знаем, что это ты прикончил его.

— Да. Хорошо.

— Что это значит — хорошо?

— Ну раз ты говоришь, что это я его убил, значит, я.

— И кончай строить из себя умника.

— О'кей.

— И кончай стучать зубами, понял?

Когда произошла эта история с машиной, я весь взмок от страха и напряжения. Шоколадками Багз со мной не поделился, и я чувствовал себя продрогшим, голодным и вымотанным вконец. А зубы все продолжали стучать. И тогда я крепко-крепко сжал челюсти, и они вроде бы перестали. Было уже около четырех или пяти, и мы уже въехали в Лос-Анджелес. И тут я задался таким вопросом: отчего это он меня не убивает? Ведь он получил все, что хотел. Машину, костюм, дождевик, даже немного бабок. Я ему больше не нужен. И тут в животе у меня так все и опустилось, и я понял: он собирается убить меня. Весь вопрос только в том — когда. Он сидел рядом, изредка косился в мою сторону, револьвер лежал у него на коленях. И я понял — он сделает это, как только машина остановится. И вот, когда мы подъехали к перекрестку, я проскочил на красный свет. Багз оскалился, точно бешеный пес:

— Ты что, сдурел, ехать на красный?

— Я не заметил.

— Я же сказал, кончай строить умника.

— Да честное слово, не заметил!

— Хочешь, чтоб нас копы остановили, да?

— Но если человек просто не заметил, что красный, на кой хрен он будет останавливаться?

— Не забудь остановиться на следующий.

— Конечно. Само собой.

Следующий перекресток я проскочил на скорости семьдесят миль в час, и он начал орать как безумный и тыкать в меня стволом. Но выстрелить на этой скорости боялся. Зато у меня было зеркало заднего вида. А у него не было. И я углядел в этом зеркале яркий такой огонек. Сперва один, потом за ним показался второй. А за ним еще один. Я продолжал мчаться со скоростью семьдесят, но они догоняли. Перед следующим перекрестком я маленько сбросил газ — притворился, что собираюсь остановиться. И почувствовал, как Багз весь напрягся и приподнял ствол. Сбросив скорость до сорока, я резко ударил по тормозам и вывернул руль. Машина завертелась, как волчок. И тут грянул выстрел, и мне показалось, что все в салоне взорвалось. Но он свалился на пол и стрелял не прицельно. Не помню, ударил я его или нет. Но хорошо помню, как распахнул дверцу и выпрыгнул из машины. Внутри, в машине, продолжали греметь выстрелы. Снаружи, на улице, с воем сирен подъезжали и останавливались мотоциклы, и все трое полицейских тоже начали палить. Я побежал, затем вдруг провалился. Но не упал, а продолжал лететь куда-то. Потом меня подхватила вода и понесла, точно щепку. Я пытался встать, ухватиться за что-нибудь. Но не мог. Затем вдруг все погрузилось в черную тьму, и я чувствовал лишь одно — что падаю, падаю куда-то. А потом грянулся о камни, да так, что, показалось, позвоночник переломился пополам. А вокруг журчала и бежала вода, и я вслепую стал шарить руками, пытаясь понять, где оказался.

То была канализационная труба.

Таких по всему городу полно. Одни совсем маленькие, керамические, другие большие, из бетонных блоков. Все они проходят под улицами и предназначены для стока вод во время ливней. И в асфальте специально проделаны колодцы, чтоб можно было спуститься и прочистить, если засорилось, а вдоль тротуаров попадаются зарешеченные такие отверстия, которые забирают воду.