Задумчиво пережевывая записку вместе с бананом, я поражался женской непоследовательности. Что означает «утром», для узника который не носит часов и вместо солнца и луны видит круглосуточно один лишь неоновый свет?

Все равно, спасибо Лидия. Я буду помнить о тебе.

На этот раз мне не снилось ничего.

С третьей попытки мне удается забросить банановую кожуру на камеру, так, чтобы она закрывала часть обзора. Провисев там полминуты, она падает вниз, но я остаюсь доволен. Теперь я готов к дальнейшим забавам.

Под неизменный аккомпанемент сирены и в сопровождении дюжего охранника в моей камере появляется один из главных участников моей трагедии.

На нем как всегда безупречно отглаженный китель, брюки, фуражка, надвинутая до самых бровей, и воинственно выпяченный подбородок.

Достойный потомок многих поколений штурмбаннфюреров и обер‑ефрейторов. Переметнувшийся под другие знамена, но не утративший наследственной выправки, садистских наклонностей и всех комплексов представителя «избранной расы». А также громового голоса, которым хорошо шугать новобранцев и штатских в белых халатах.

– Вот, уродец, – говорит полковник Бауэр, военный куратор Проекта, не утруждая себя ненужными приветствиями и любезностями. – Зашел лично с тобой попрощаться.

– Очень любезно, полковник, – я обращаю внимание, что дверь за охранником осталась открытой. – Вас переводят? Надеюсь с понижением?

Полковник громко и презрительно фыркает в ответ.

– Сержант, – говорит он, отвернувшись от меня. – Выполняйте ваш приказ.

То, что происходит дальше, в сознании участников откладывается, скорее всего, разрозненными кусками. С тем, чтобы в дальнейшем сложиться в общую картину.

В руке сержанта появляется «успокоитель», пневматический пистолет, заряженный ампулами со снотворным. Полагаю, что сегодня на них написано мое имя.

Оттолкнувшись кулаками от пола, я совершаю двойной прыжок. Расстояние, отделяющие меня от Бауэра и охранника, я покрываю мгновенно.

Мои ладони звучно хлопают об пол. Далеко выбросив вперед ноги, я бью одной из них сержанта в живот, а второй вырываю у него пистолет из обмякшей руки.

Бауэр застывает вполоборота ко мне и сержанту. Его рот открыт от удивления, рука тянется к кобуре на поясе.

Сержант крепкий парнишка. Согнувшись от удара, он все еще не падает. Я добавляю ему ногой снизу в челюсть.

Теперь он лежит в проходе и слабо ворочается. Хорошо.

Бауэр дотягивается до своего пугача. Одновременно в дверях появляется еще один охранник, размахивающий взведенным табельным оружием. Он бы уже выстрелил, но колеблется, опасаясь задеть полковника.

Мой ход.

Опершись на правую руку, левой я глубоко всаживаю титановую ручку в нервный узел на бедре полковника Бауэра.

Судорожно захрипев, тот выключается на несколько секунд. Оседает на пол.

Зажатый в моей ноге «успокоитель» делает «пф‑ф‑ф». Охранник в дверях с безмерным удивлением трогает шею. После чего валится сверху на сержанта. Готоф‑ф‑ф.

По приобретенной на Симуляторе привычке я вел про себя отсчет времени. Четырнадцать. Трое за четырнадцать секунд. Двое нейтрализованы, один взят в заложники, захвачено оружие.

Полковник должен чертовски мной гордиться. Я оказался способным учеником.

В противоположном от нас конце коридора трое в бронежилетах и с штурмовыми винтовками. Подкрепление.

От хорошей порции разрывных пуль меня прикрывает массивная туша полковника. Я упираю ему в крестец ствол трофейного пистолета.

Полковник матерится от боли в ноге, но послушно следует моим указаниям. Мы дружно пятимся к пожарной лестнице. Трое с винтовками гуськом следуют за нами. Я нутром ощущаю, как в никуда уходят драгоценные секунды.

– Почему твой ошейник не сработал? – хрипло спрашивает полковник.