– Отвечай!

Она дернулась и залепетала:

– Они… они сказали, что вы лорд Фулкхест.

– Да.

– Пожалуйста, скажите, что с моей леди. Она не вернулась…

– И не вернется – никогда.

Он повернулся к ней при этих последних словах, и Милдред отпрянула назад.

– Милостивый Господь, только не вы?!

Угол его рта прогнулся в угрожающей усмешке.

– Почему же не я?

Милдред подумала о бегстве. Она подумала о мольбе. Она подумала о ее милой Ровене в руках этого человека, и ей хотелось закричать.

– О, Господи, пощадите ее! – вскричала она в ужасе. – У нее не было выбора…

– Замолчи! – заглушил ее его окрик. – Ты думаешь, сможешь оправдать в моих глазах то, что она сделала со мной? Меня не интересуют ее резоны. Но я дал клятву, что никто из тех, кто причинил мне вред, не избежит моей мести, пока не получит стократ за нанесенную обиду.

– Но она леди!

– То, что она женщина, только спасло ее жизнь! Но это не изменит ее участи. И ты не спасешь ее. Или будешь подвергнута той же участи сама.

Пока Уоррик вел ее к дверям комнаты напротив, Милдред молчала. Он вошел в комнату. Милдред немного отстала. Уоррик не оглядывался, но понял, что она остановилась, чтобы взять себя в руки, унять слезы, которые лились непрерывными потоками из ее карих глаз. Он обязан ей, но если она еще будет просить за эту русоволосую шлюху, то он действительно посадит ее в ту же темницу. Он никого не предупреждает дважды.

Большая комната, в которую они вошли, была украшена и обставлена так, что было сразу видно – она предназначалась для кого-то из знатных людей. В ней, правда, не чувствовалось личных примет того, кто здесь обитал. Но Уоррик догадывался, чья это комната. Он откинул крышку сундука, и обилие богатых вещей и украшений подтвердило его догадку.

Он только спросил:

– Ее?

Голос не слушался Милдред, но каким-то образом она сумела ответить:

– Да.

– Моим дочерям это подойдет.

Он сказал это с таким равнодушием, которое возмутило Милдред, и гнев пришел на место страха, однако она была не настолько глупа, чтобы показывать ему свои чувства.

– Это все, что у нее осталось.

Он оглянулся на нее, его серые глаза не выражали никаких эмоций, ничего не выражал и его голос, когда он произнес:

– Нет, все, что у нее осталось, это собственная шкура, да и то только потому, что я подарил ей ее.

Равнодушие? – подумала она. Нет, просто другой вид мести. Эти одежды, похоже, малая толика того, что он замышляет. Насколько она понимает, у нее нет никаких шансов помочь Ровене; пока он даже не желает слышать ничего о том, что леди сама также являлась жертвой, а не только он.

Очень похоже, что причины, двигавшие Ровеной, его просто не занимают. Да, он не виллан, а высокорожденный лорд, по отношению к которому нельзя делать то, что они сделали, а потом попытаться оправдаться.

Ее опять охватил страх, очень сильный страх, но не за себя.

– Вы собираетесь убить ее?

– Это удовольствие было бы слишком коротким, – холодно ответил он. – Нет, я не убью ее. Она моя пленница. Ей никогда не удастся выкупиться, и она никогда не покинет замок Фулкхест. Она будет довольствоваться моим милосердием вплоть до самой смерти.

– И у вас есть это милосердие?

– Для тех, кто причинил мне вред? Нет, сударыня, у меня его нет. – Он оглядел еще раз комнату и спросил:

– У Лионса есть наследник?

У Милдред было слишком тяжело на сердце, чтобы удивляться этому вопросу.