— Капитан Марино — это не совсем то, что я мог бы назвать приятным человеком.
— Ты не прав, Альдо. Он тебя очень ценит, уверяю тебя.
— Весьма тронут тем, что он поручил тебе передать эти заверения.
Ванесса не обратила на мои слова никакого внимания.
— Он без устали хвалит твое рвение. Только ему кажется, что ты запальчив, склонен пофантазировать… — Она настойчиво смотрела мне в глаза. — …Я напомнила ему, что ты еще слишком молод, что не нужно сетовать на горячность молодых людей, что ты остепенишься.
В пристальном взгляде ее глаз на насмешливом лице было гораздо больше вопросов ко мне, чем в этой непринужденной болтовне.
— …Видишь, какие у нас серьезные беседы.
— А еще о чем вы говорите?
— У нас много общих тем для разговора.
— Марино ведь интересует только служба.
— Это обстоятельство нашим беседам не вредит.
Ванесса добилась своего. Я почувствовал, как краска злости заливает мне лицо.
— Прекрасно. Если ты в курсе, что у нас происходит на службе, то ты поймешь, что у службы есть и свои требования. Я очень огорчен, поверь мне, тем, что мне не удастся провести этот вечер с тобой.
— Элегантнее способа выпроводить просто не придумаешь. Я-то наивно надеялась, что мой визит доставит тебе удовольствие. Я и не представляла себе, что у тебя столько работы. Придется пожаловаться Марино. Я пристыжу его за то, что он запирает тебя по вечерам в темном каземате. Скажу ему, что он превратил тебя в настоящую Золушку.
Своим смехом она открыто провоцировала меня.
— Я работаю, когда хочу, причем там, где мне нравится.
Ванесса закатилась безумным хохотом. Этот ее доброжелательный смех, этот дождь нежного веселья исправлял мое плохое настроение и, словно взяв за руку, возвращал в сад Сельваджи. Она направила на меня вздрагивающий от приступов ее смеха фонарь, и я почувствовал у себя на лбу подбадривающее прикосновение и успокаивающее тепло ее руки, дружелюбно треплющей мне волосы.
— Здесь! И больше нигде! Мне все ясно. Ты напоминаешь, Альдо, надувшегося малыша. Ты просто прелесть.
Ее взволнованный голос внезапно сломался на глухой модуляции, от которой у меня по рукам и по губам забегали мурашки. Легкая возня сблизила нас. Я схватил задержавшиеся у меня в волосах руки, фонарь упал, наступила полная темнота. Я погрузил голову в ее теплые ладони, осыпая их долгими поцелуями. Ванесса в темноте мягко прижимала их к моим губам. Потом она резко отстранилась, словно проснувшись, и отвела взгляд в сторону.
— Ну и как, понравились тебе развалины Сагры?
— Развалины Сагры?.. Ты и впрямь, Ванесса, видишь все насквозь. Я как раз говорил себе, что тебе они наверняка понравились бы.
Ванесса встала, накинула на себя шубу и пристально посмотрела мне в глаза.
— Если ты меня любишь, Альдо, то сохранишь свои впечатления при себе.
Отрывистый тон, диссонирующий с приглушенным голосом, преграждал путь любым комментариям, и я, поколебавшись, тоже встал. Ванесса зябко куталась в свои меха: белое пятно ее платья погасло, и она опять растворилась в темноте комнаты.
— Я, разумеется, забираю тебя.
— В Маремму? Так поздно!
Я уже полностью капитулировал. Мне больше не хотелось с ней расставаться.
— Не будь ребенком. Я обещала привезти тебя. А то получится, что ты меня компрометируешь… — добавила она с лукавой улыбкой. — И к тому же я хочу, чтобы ты видел мой праздник, это решено… Я устраивала его для тебя.
Я слушал, как в ее голосе набирает высоту хорошо знакомая мне детская порывистость. |