Валь ди Сарат пересек черную, как тушь, Арно и увидел шпили, колокольни, мосты. Они представляли собой величайшие творения человека, уплату долга его создателю, символ благодарности за привилегию жить. Повсюду наблюдались соразмерность в частностях и беспорядок в общей картине, как в самой жизни. Отдельные мосты и шпили были изысканными в своей необъяснимой гармонии, обретали изящество в подчинении правилам. Подобно фуге Баха, они представляли собой чувство, запертое в сердце неумолимой логики. Они гласили, что, хотя процессы деторождения у человека, обезьяны и мыши одни и те же, человек создан в тени божества и жизнь его так же драгоценна, как мысль. Свободу можно обрести только в тюрьме логики, без порядка свободы нет.

Валь ди Сарат остановил машину невдалеке от «Бельсоджорно». На улице слишком уж явно околачивались четверо карабинеров. С тяжелым сердцем человека, обреченного выполнять данное сдуру обещание, он взял подмышку портфель и пошел к отелю. Едва скрылся внутри, четверо карабинеров мелодраматически сошлись под уличным фонарем, дабы каждый мог видеть, что они не спускают глаз со здания. Когда Валь ди Сарат подошел к швейцару, поднялся молодой офицер. И, щелкнув каблукам, доложил:

— Майор Валь ди Сарат, я Эмилио Росселли, меня отправил в ваше распоряжение полковник Фульвио де Гратис, начальник карабинеров Флорентийского округа.

— С какой стати?

— Насколько я понимаю, полковник Убальдини, ваш родственник, позвонил и попросил обеспечить вас охраной.

Валь ди Сарат рассердился на дядю. Все еще находясь под впечатлением своих раздумий, он вновь ощутил вмешательство упорядоченного и до жути изобретательного разума Убальдини. Юный Росселли был обаятелен и честолюбив. Он стрелял глазами по сторонам, выражая готовность угождать на пути к личной славе. Улыбка его была заискивающей, из тех, что неуловимо сменяются решительной угрюмостью при внезапной перемене настроения начальства.

— Во-первых, я не нуждаюсь в охране, — сказал Валь ди Сарат.

— Преступник может быть вооружен.

— Тем не менее, в охране не нуждаюсь.

Росселли смиренно признал, что перед ним герой, и грациозно поклонился.

— Я выполняю приказ полковника де Гратиса, и все претензии адресуйте ему.

Расстроенно вздохнув, Валь ди Сарат продолжал:

— Во-вторых, если это отчаянный человек, мне представляется не самым разумным ставить людей на виду, давая понять каждому проходящему идиоту, что отель взят под наблюдение.

Росселли нахмурился.

— Я велел им стоять в темноте.

— Они все ярко освещены уличными огнями. Этот человек у себя в номере?

Унылый швейцар залопотал, оправдываясь:

— Нет, ушел. Мы понятия не имели, что он преступник. Номер был заказан по телефону, этот человек предъявил настоящий швейцарский паспорт на имя Коэна.

— Он ушел, но не выписался?

— Нет-нет, вещи его в номере.

— Все разумнее и разумнее, — недовольно сказал Валь ди Сарат, — этот человек возвращается в отель, видит карабинеров, решает бросить свои вещи и избегает вашей сети.

Росселли выбежал на улицу и прошипел своим глуповатым подчиненным несколько приказаний, те снова удалились в темноту.

— Есть у вас еще ключ от его номера? — спросил Валь ди Сарат.

— Вот, — сказал швейцар, протягивая ключ дрожащей рукой. — В этом отеле почти все ключи отпирают почти любую дверь.

— Мне это знакомо, — ответил Валь ди Сарат.

— Прошу прощенья, лифт не работает.

Валь ди Сарат и следом за ним взбешенный Росселли поднялись по унылой лестнице.

Валь ди Сарат вставил ключ в замок двери номера 117. Росселли выхватил револьвер и встал вплотную к стене.

— Кто мы теперь? — спросил Валь ди Сарат.