А чего ж тут не понять? По всему видно, девушка спокойная, уравновешенная, слов на ветер не бросает. И поневоле, глядя на нее, веришь — такая вырубит запросто, причем с одного удара. После чего, закончив с лечением, так же невозмутимо реанимирует и накормит, наверняка сытно и вкусно. Н-да, типаж редкий, но тем не менее порой встречающийся и в родном мире Снайпера. Причем рядом с такими девками бывают обычно забитые, тихие алкоголики. Потому что нормальные мужики бегут от подобного сервиса быстрее ветра.

Слегка присохшую мазь девка сняла с лица Снайпера не сказать что безболезненно, зато весьма быстро. Пока она работала, Снайпер все пытался вспомнить, как ее зовут. Кси… Ксю… Вот ведь, никогда на память не жаловался, а тут словно отрубило. Хотя немудрено в таком-то состоянии. Ладно, как бы ее ни звали, Ксю будет в самый раз. У каждого настоящего воина должен быть свой позывной. Для этого убийцы в юбке короткое и звучное «Ксю» — самое то.

Закончив со снятием мази, Ксю наложила новую — хоть и с тошнотворным запахом, но прохладную, освежающую, от которой сразу стало легче. Более того: Снайпер ощутил, что к вони, издаваемой лекарственным средством, больше не примешивается характерный запах гниения плоти, преследующий его в последние дни. Это что ж получается, ожоговый сепсис ликвидирован? Так сколько ж дней он тут провалялся?

Интересующий вопрос Снайпер озвучил осторожно, серьезно опасаясь, что излишнюю говорливость деваха может расценить как трепыхание. Но нет, обошлось.

— Сутки, — коротко ответила она, ставя на разогревшуюся буржуйку плошку, в которую вылила содержимое объемистой фляги.

— И ты за сутки…

Договорить Снайпер не успел — дверь заскрипела, и в помещение вошел знакомый старикан с коротким, запоминающимся именем Вард.

— Ага, — сказал дед, прикрывая дверь. — За сутки Ксилия у тебя с лица болезнь сдула. Хоть и слабый она маг Воздуха, но тут постаралась. Признаться, я ее отговаривал — ну, донес больной мул груз до дома, так и кутруб с ним, пусть помирает. Но нет, взялась выхаживать. И сейчас вот от усталости на ногах еле стоит, стебелек мой, а все равно — перевязывает, кормит.

«Угу, — подумал Снайпер, невольно ловя ноздрями запах разогревающегося супа. — Этот стебелек трактором не выкорчевать. Но все равно спасибо девке. И деду спасибо, что не пристрелил, как во мне надобность отпала. Но мула я ему припомню».

— За спасение моей внучки мы с тобой дважды рассчитались, — продолжил Вард. — Так что ты нам одну жизнь должен. Пока я не сочту, что ты рассчитался с долгом, походишь в рабах за кормежку и защиту. Если согласен, поклянись в верности, и я тебя развяжу.

Снайпер скрипнул зубами. Что, у него на обожженной морде написан моральный кодекс, который он принял для себя и которому следует всю жизнь? Получается, что старый хрен просчитал потенциального раба и сейчас вяжет Снайпера его же собственной веревкой…

— А если не поклянусь? — поинтересовался Снайпер.

— Тогда иди, соколик, куда вздумается и в чем пришел, — ухмыльнулся в бороду старик. — Если, конечно, найдешь дорогу из Черного леса. И если у тебя есть куда идти.

Снайпер призадумался.

Нет, не восстановить в памяти извилистой тропки, по которой он шел в полубессознательном состоянии. Но даже если выйдет, то дальше-то куда в окровавленной, драной, приметной одежде и с мордой, похожей на шмат освежеванного мяса? Правильно, до одного из многочисленных патрулей, которые сейчас наверняка ищут пришлого стрелка, завалившего целый отряд латников.

И хоть решительно не нравился Снайперу его новый статус раба, тем не менее он нашел в себе силы процедить сквозь зубы:

— Черт с тобой, клянусь.